Конкистадоры - Анна Малышева

– Пусть объявление повисит еще. У меня вроде бы есть прислуга, – сказал я продавцу. – Но она совершенно невыносима.

Тот поднял на меня усталые глаза:

– В этой глуши других баб и не найти.

– Она убирается, будто пожар тушит, и все портит. Уже по всем углам плесень. А готовит так, что есть невозможно… Мешает все в кучу, а когда ругаешь ее, только ржет. Или плачет, когда как.

– Небось, дурочка? – с всезнающим видом спросил он.

– Совершенная. Прямо выставочный образец.

Продавец хмыкнул:

– Так чему удивляться? Дура – дура и есть.

– Но она все продукты перепортила! Мне такая прислуга не по карману!

– Потерпи, – доверительно посоветовал он. – Приучится помаленьку. Тут у нас в округе половина таких, недоделанных. Они не злые, стараются… Лучше недотепа, чем стерва.

И покосился на дверь кладовки, за которой слышался визгливый голос его жены.

То, что злой моя служанка не была, я понял быстро. Как-то вечером, пытаясь съесть приготовленный ею ужин, я отшвырнул тарелку и разорался на нее, как барин на крепостную. И каков же был результат? Она распростерлась передо мной на полу, рыдала, хватала мои ноги и пыталась что-то сказать. Но конечно, при ее ограниченных возможностях ничего объяснить не смогла. Я быстро пришел в себя. Что я делаю? На кого кричу? Это несчастное существо не виновато в своем уродстве. Она кое-что понимает, во всяком случае, сразу улавливает, когда я недоволен и раскаивается в своих ошибках. Значит, она все-таки разумна, эта кошмарная гарпия с грудью зрелой девушки и сердцем забитого ребенка. Оценивает, сопоставляет, пытается делать выводы… Идиоткой ее назвать нельзя, но судьба лишила ее членораздельной речи. И что мне оставалось делать? Выгнать ее? Послать туда, откуда пришла? А что у нее там – наверняка ничего хорошего, если она так цепляется за эту работу. Оставить у себя?

Еще неделю назад я бы твердо ответил «нет». Но сейчас задумался. Она предана мне до чрезвычайности. Ближе к ночи норовит отнести меня в постель на руках, ловит каждый взгляд, каждое слово. Она покорнее собаки, но намного глупее. И как прислуга никуда не годится.

Я постепенно привыкаю к ее внешности, тем более что других людей не вижу, но меня все еще многое раздражает. Не понимаю, как к ней обращаться, не знаю даже имени.

Сегодня попытался кое-что узнать.

– Ты оттуда? – Я снова указал в ту сторону, откуда она, судя по ее собственным указаниям, пришла.

Уродина кивнула и сжалась.

– У тебя там кто?

Никакого ответа.

– Родители есть? Семья?

Она закивала, но сгорбилась так, что почти припала к земле.

– С тобой плохо обращались, да? Били?

Несчастная громко засопела.

– Как тебя зовут?

Она возбудилась, издала несколько протяжных звуков, явно пытаясь что-то мне сообщить. Прозвучало что-то вроде: «Лейяа…» При этом показывала пальцем то на меня, то на себя, и кивала, да так, что ее голова болталась на тонкой кривой шейке.

Я воспользовался дикарским методом. Несколько раз ткнул себя пальцем в грудь и назвал свое имя. Потом ткнул пальцем в нее:

– Ты?

Она расхохоталась, будто я только что продемонстрировал забавнейший фокус.

– Ну и дура же ты! – не выдержал я. – Что с тебя взять!

Она жалобно заныла. Эта тварь всегда понимает, когда я недоволен, и страшно расстраивается. Я взял себя в руки и ушел в дом.

Ужасные дни. Дом совершенно отсырел вследствие ее стараний навести чистоту, а вот огородом она, слава богу, больше не занимается. Вид грядок вызывает у нее идиотский смех, и она всегда, глядя на них, ковыряется в зубах и делает какие-то насмешливые жесты. Часто хлопает себя по животу, показывая, что ее мутит. Я злюсь:

– А меня мутит от тебя! Пошла вон!

Единственное, что она может кое-как проделать, это подмести двор. Никогда он не был таким чистым, как сейчас. Даже пыль исчезла, обнажилась каменистая почва. На кухню я ее больше не пускаю, сам вскрываю консервные банки, варю кашу. Она тоскливо наблюдает за моими действиями, изредка пытаясь вмешаться, но я ее гоню вон. Она никогда со мной не ест, питается какими-то отвратительными кусками из своего заплечного мешка, с которым сюда явилась.

Очень любит быть со мной рядом. Садится на пол, у самых ног, и смотрит мне в лицо. Я бы полюбил ее, будь она собакой, но она уродливее собаки. Пекинес по сравнению с ней показался бы королевой красоты, и прежде всего потому, что не имел бы ничего общего с человеком. Но она – жуткая пародия на человека, какое-то генетическое издевательство над всеми понятиями о человеческой красоте.

Наверное, я кажусь ей очень красивым, раз она так долго смотрит мне в лицо. Выгнать ее невозможно.

Одиночество становится все более ощутимым. Даже почтальон забыл дорогу к моему дому. Дни идут однообразно. Встаю, умываюсь, ругаю прислугу, немножко копаюсь в огороде, завтракаю из консервной банки, потом сажусь за работу. Диссертация все-таки должна быть окончена, материалы под рукой, а заняться все равно нечем. Часто я мысленно возвращаюсь в город – как там мои знакомые, как невеста… Александра больше не пишет. Вечером я зажигаю лампу, служанка немедленно усаживается у моих ног и сидит так часами, глядя, как я читаю. Жаль, что с ней невозможно поговорить. Я так разленился, что не хочу ехать в поселок. Здешняя жизнь убаюкивает нервы, никогда еще я не был так спокоен, как сейчас. И эта дурочка тоже оказывает влияние на меня. Стоит на нее посмотреть, и все беды начинают казаться пустяками. Да, я не слишком счастлив, но все-таки не обижен судьбой так, как она…

Наконец-то почтальон! Я увидел его в окно и сразу вышел навстречу. Он остановил велосипед у калитки, сполз, открыл сумку… А я, встретив его взгляд, отшатнулся.

Это был не тот рыжий парень, который бывал тут раньше! Новичок казался родным братом моей несчастной идиотки, имени которой я до сих пор не знал! То же уродливое треугольное лицо, тупые черные глаза, крохотный ротик с острыми рыбьими зубами. Я лишился дара речи, а он преспокойно извлек из сумки конверт и протянул его мне сухой рукой, похожей на птичью лапу.

– А где прежний? – с трудом вымолвил я.

Тот понял и указал в сторону поселка, потом утер мокрые губы и покачал головой.

– Уволили?

– Не-е…

По крайней мере, этот говорил. Однако вызвать его на более содержательный разговор не удалось. Он только мычал, отнекивался да еще глупо ухмылялся. Впрочем, для того чтобы развозить почту по этим диким местам, высокого интеллекта не требуется.

Письмо было от невесты. Я распечатал его и жадно прочел прямо во дворе. Александра писала, что собирается приехать. Она должна знать, что со мной, в каком состоянии мои нервы, она беспокоится…