Семья напрокат, или Младенец по завещанию - Вероника Касс

Так оно и было: Святославу Станиславовичу Огневу было сорок четыре года и сидел он на очень хорошем месте в Думе, несмотря на все это он словно и не жил собственным умом, все в его жизни было лишь по наводке и одобрению отца.

Вряд ли сам Огнев был доволен таким положением дел, и до Соколовского лишь в этот момент дошло, словно озарение, что весь этот контракт с беременностью Ласки не только способ надавить на дочь, но и проверка для Ярослава. Проверка того, как сможет Яр справиться самостоятельно с экстренной неординарной проблемой. И что-то подсказывало Миру, что если бы старик узнал о погроме в салоне Славы, то Яр эту проверку завалил бы в тот же момент.

— У вас же есть какой-то альтернативный вариант, — усмехнулся Мир, — на случай, если Ярослав не начал бы искать другое решение, кроме как мужика для Славы. У вас на это что-то припасено, да? — Соколовский обрадовался собственной догадке, словно увидел решение шарады, ведь он безумно любил находить ответы на разнообразные загадки еще с детства.

— Ты смотри, как глаза загорелись. Вижу, не ожидал, — усмехнулся Огнев, но на его лице появилась искренняя, хоть и скупая улыбка. — А теперь по делу, Мирослав Маркович…

— Данилович, — поправил Огнева Мир, а самого аж перекосило от такого сочетания.

— Я бы на твоем месте все же не стал отказываться от своих корней, — усмехнулся Огнев, показывая тем самым, что знал о Мире если не все, то многое. — Так чего же ты хочешь? Какого рода помощь тебе нужна от моего старшего сына? Говори начистоту. А потом уже и дату свадьбы назначим, если я не передумаю, конечно.

Мирослав глубоко вздохнул, возвращая все свое самообладание, и, не веря тому, что, возможно, совсем скоро получит желаемый результат, изложил свою просьбу отцу Ласки.



Ласка

Это так странно.

Я увидела отца и чуть было не кинулась к нему с объятиями, а потом он протянул мне руку, и я тут же вспомнила и свою обиду, и боль, и злость на него.

Я скучала по папе. Очень скучала, мы не виделись почти три недели, и глупенькая девочка внутри меня была готова кинуться к нему на шею с просьбами о перемирии.

Но это было неправильно, и умом я это понимала, но сердцу же не прикажешь…

Подставила ладони под кран, тёплая вода потекла сразу же, только вот успокоения это мне не принесло. Я ополоснула щеки, оценила свой вид и все же пошла обратно.

Папа и Мир о чем-то беседовали. Когда я подошла ближе и услышала отголоски разговора, у меня налились свинцом ноги. Мгновенно.

— Дочка, в ногах правды нет, — заметил меня отец и мягко добавил: — Садись, вон твой заказ уже принесли.

И я села. А что мне ещё оставалось?

Мир тут же накрыл ладонью мое колено, а я все же не сдержалась и попыталась эту самую ладонь скинуть, но куда там.

— Мирослава, как дела в твоём салоне? — заинтересованно спросил отец.

— Прекрасно, — зло выдала я и с силой воткнула вилку в кусочек курицы.

— Слава, — позвал меня Мир, но я не отреагировала, тогда мужчина сжал мое колено, и я все же повернулась к нему.

— Что?

— Я отойду ненадолго, хорошо? — и он действительно спрашивал, не знаю как, но я поняла, что это был не просто жест вежливости. Нет. Мирослав на самом деле спрашивал у меня разрешения — не в том плане, можно ли ему куда-то идти, а в том, можно ли меня оставить. Я медленно, по-прежнему глядя в его темно-карие глаза, кивнула, на что мужчина ласково улыбнулся и, поцеловав меня в висок, шепнул:

— Я рядом и ненадолго. Поговорите, я присмотрю.

Он действительно присмотрит. Я не понимала, откуда у меня взялась такая сильная вера в этого, по сути, не сильно-то и знакомого мне человека, но я ему верила, рядом с ним я ощущала себя в безопасности.

— Ты уверена? — в лоб спросил отец, не дожидаясь, пока Соколов отойдет на достаточное от столика расстояние.

— А у меня есть выбор? — прищурилась и, сложив на столе руки, внимательно посмотрела на отца.

— А почему у тебя его не должно быть? — деловито поинтересовался он и продолжил обедать, тщательно пережевывая что-то. Я не видела, что он конкретно там ел, но мне и кусок в горло не лез.

— Потому что ты мне его не оставил. Разве нет?

— Ах, ты об этом. — Отец вытер рот салфеткой и, видимо закончив строить комедию, внимательно на меня посмотрел. — Можно все переиграть.

— Вот так просто? — усмехнулась я. Мне стало еще более тошно. Раньше я никогда не задумывалась, что отец так легко вмешивался в чужие жизни, распоряжаясь ими. Щелкнул пальцами — и натравил родного сына на дочь. Кивнул головой — и его люди все отменили.

— А зачем усложнять, Мирослава?

— Я понять тебя не могу: чего ты хочешь?

— Того, что ты уже сделала. Ты выкинула все свои эти лесбийские штучки из головы, и мне этого достаточно. Пободаюсь еще немного с твоим братом, и спектакль можно заканчивать, поэтому я сейчас предельно откровенен с тобой и спрашиваю, хочешь ли ты на самом деле за Соколовского замуж. Ты же слышала, как мы тут без тебя определились с датой свадьбы.

— Вот только не надо меня против Мира настраивать, — подскочила я, с трудом себя сдерживая.

Спектакль. Спектакль! Для него все это было лишь спектаклем. Тогда как для меня — крестом на моей прежней жизни. Крестом на моих теплых отношениях с ним же и крестом на каких-либо отношениях с матерью и братом.

— Защищаешь, — довольно потянул отец, а я открыла рот и тут же его закрыла. Мне хотелось столько ему высказать, что мысли путались и не желали складываться в слова. Оно и хорошо, ведь не здесь же….

Я обняла себя за плечи и оглянулась, ища взглядом Мира. Только вот его нигде не было.

Захотелось просто взять и расплакаться, потому что в руках себя держать удавалось все хуже, а сил, чтобы развернуться и уйти, когда отец так внимательно за мной наблюдал, не было.

— Пойдем, — донесся спокойный голос Мира у меня из-за спины, и на плечи опустилась моя же куртка.

Когда Соколовский успел подойти? Ведь я его искала взглядом где-то в отдалении, а он, оказывается, был рядом. Я обернулась и тесно прижалась к мужчине, сразу же угодив в его объятия.

— Я с вами свяжусь, Станислав Владимирович, — попрощался Мир с моим отцом и повел меня на улицу.

Уже возле машины Соколов остановился и крепко обнял меня, притянув мою голову к своей груди, и, бережно пройдясь по моим волосам пальцами, шепнул:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍