Извращенная преданность - Кора Рейли

— Убирайся! Убирайся, больной ублюдок! Проваливай!

Он ушел без штанов, бормоча проклятия, оставив нас с шестьюдесятью долларами и ножом.

Я поводила ножом из стороны в сторону, рассматривая его в лунном свете. Я знала, что смогу использовать его в случае необходимости. Я не была так невинна, как, возможно, думал Фабиано. Я знала, что есть люди, которые заслуживают смерти. Я засунула лезвие обратно, затем сунула его под подушку.

Фабиано манил меня к той стороне, которая мне не нравилась, стороне, которая процветала в суровые годы взросления со шлюхой в качестве матери и игроманом в качестве отца. Возможно, именно поэтому близость Фабиано пугала меня.

Возможно, я боялась, что он раскроет мои темные стороны. Я дочь моих родителей, и они оба не были хорошими людьми. Я всегда старалась быть в два раза лучше, чтобы не заподозрить худшее в людях. Я научилась улыбаться, даже когда это было трудно.

Я не была уверена, к чему это приведет между мной и Фабиано. Но борьба с этим стоила слишком много энергии и места в голове, которые мне нужны, если я хочу построить новую жизнь. Если я сосредоточусь на этой работе и возможно, найду новую работу, то через пару месяцев уеду из Вегаса. Тогда Фабиано останется в прошлом.

Кто-то постучал в дверь. Я рассеянно огляделась. Солнце стояло низко в небе. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился папа. Я сонно села.

— Что случилось? Который час?

— Ты должна дать мне немного денег. Я знаю, что ты, должно быть, получила деньги за работу на этой неделе.

Я получила деньги, но, кроме еды, отложила их, чтобы наконец купить другое (менее дорогое) платье. Я потерла глаза, пытаясь избавиться от тумана в голове.

— Я думала, ты тоже работаешь.

Некоторое время он молчал.

— Меня уволили.

— До того, как я приехала сюда?

Он вздохнул и кивнул. Значит, он солгал мне.

— Леона, мне действительно нужны эти деньги.

— Кому ты должен деньги? Каморре?

— Это не имеет значения.

— Имеет. Я могу поговорить с Фабиано.

— Ты что, дура? Только потому, что он трахает тебя, не значит, что он будет слушать все, что ты говоришь. — я плотно сжала губы, внезапно проснувшись. Неужели он действительно так сказал?

— Не смотри на меня так. Люди разговаривают. Тебя видели разъезжающим в его машине. Они называют тебя шлюхой.

Мой желудок сжался от оскорбления. Я так боролась за то, чтобы никогда не навешивать на себя этот ярлык, и теперь, вдали от матери, в Лас-Вегасе, люди действительно называли меня шлюхой.

— Это не твое дело, — процедила я сквозь зубы, начиная злиться. Я не хотела набрасываться на него, даже если он заслужил это за то, что постоянно лгал мне. — У меня нет для тебя денег.

— Я позволил тебе жить здесь, и это все, что я получил за это?

Он был пьян. Это становилось все более очевидным.

— Я плачу за еду. Я убираю квартиру, а ты уже взял у меня деньги.

Несмотря на то, что он причинил мне боль своими оскорблениями, я все еще чувствовала вину за отказ.

Не говоря ни слова, он ворвался и схватил свой рюкзак. Он порылся в нем, но я научилась этому в прошлый раз. Он заставил меня подпрыгнуть, когда схватил за запястье и поднял на ноги.

— Скажи мне, где они.

Я почувствовала запах текилы в его дыхании. Она всегда была его любимой и маминой. Его хватка была еще сильнее, чем в прошлый раз. Слезы горели в моих глазах, когда я выдала.

— Отпусти меня. Ты делаешь мне больно.

— Говори. Где. Чертовы. Деньги. — он тряс меня с каждым словом.

Гнев, горячий и слепящий, прожег меня.

— Вот почему мама бросила тебя. Потому что ты всегда проигрывал и бил ее. Ты ничуть не изменился. Ты мне отвратителен.

Он оттолкнул меня, так что я упала на матрас, прежде чем он обернулся. Потом я услышала другой мужской голос. Я застыла, когда шаги приблизились. Я быстро поднялась на ноги и натянула джинсы поверх трусиков. Папа вошел и сказал.

— На нее приятно смотреть. Попробуй на ней. Это должно оплатить мой долг.

У меня перехватило дыхание. Зависимость превращала даже самых добрых людей в безжалостных преступников, а мой отец даже не был таким. Еще я никогда не думала, что он сделает что-то подобное. Я всегда подозревала, что именно из-за него моя мать продала свое тело.

Папа указал в мою сторону. Вошел темноволосый мужчина с седыми прядями. Он показался мне отдаленно знакомым, и один взгляд на его предплечье показал мне, что он был частью Каморры.

Моя грудь сжалась от ужаса. Я расправила плечи, мой взгляд метнулся к рюкзаку на полу между ними и мной. Я хотела, чтобы Фабиано был здесь, и это осознание тоже напугало меня до чертиков.

Темные глаза мужчины изучали мое лицо, затем он покачал головой.

— Не могу, Грег. Она принадлежит Скудери.

Что? Я удержалась от возражений. Если быть Фабиано означает, что я в безопасности от отца, продающего меня, как скот, то я с радостью принадлежу ему, пока.

Папа захлебнулся и открыл рот, чтобы возразить, но гангстер повернулся к нему и ударил кулаком в лицо. Кровью из носа и он упал на колени.

— Сото, — выдохнул папа.

Но Сото бил его снова и снова. Я перепрыгнула через матрас и схватила мужчину за руку, пытаясь оттащить его от отца. Возможно, папа это заслужил, но я не могла этого вынести. Я не могла стоять и смотреть, как его забивают до смерти.

Сото оттолкнул меня в сторону, так что я отшатнулась и приземлилась задом на матрас, но он, наконец, отпустил папу.

— Два часа, — ответил он. — Тогда я вернусь.

— Нет, подожди, — крикнула я, когда он был на полпути к двери.

Папа сидел, опустив голову на колени, с носа и губы капала кровь. Я подошла к коробкам, стоявшим у стены, и, сунув руку за ту, что лежала на полу, вытащила все свои деньги. Двести долларов. Я протянула их Сото. Он молча пересчитал деньги. Он кивнул и просто исчез.

— Сколько ты ему должен? — спросила я.

— 150, — прохрипел папа.

— Но он взял двести.

— Это за то, что он навестил меня, — горько сказал папа. Он поднялся на ноги, прижав окровавленную ладонь к стене.

— Если бы ты сразу отдала мне деньги, этого бы не случилось. Это твоя вина.

Он, спотыкаясь, вышел из моей комнаты, оставив на серой стене лишь кровавый отпечаток ладони. Я опустилась на матрас,