Великая Охота - Роберт Джордан

В самой крепости, за порогом женской половины, суматохи хватало и без него. Мужчины с обнаженными мечами бегали по крепостным дворам, не глядя на Ранда. Теперь в тревожном звоне набатных колоколов слышались и другие звуки. Крики. Вопли. Лязг металла о металл. У Ранда едва хватило времени, чтобы сообразить, что он слышит звуки боя — Битва? В самом Фал Дара? — когда из-за угла перед ним выскочили три троллока.

Покрытые шерстью рыла уродливо выделялись на человеческих — во всем прочем — лицах, у одного из троллоков были бараньи рога. Оскалив зубы и взметнув мечи-косы, они устремились к Ранду.

Коридор, в котором мгновением раньше было полно бегущих солдат, теперь оказался пуст. Лишь он сам и три троллока. Захваченный врасплох, Ранд неуклюже вытащил меч из ножен, попытался применить «Колибри Целует Медвяную Розу». Потрясенный тем, что обнаружил троллоков в сердце цитадели Фал Дара, он исполнил этот прием настолько плохо, что Лан, случись ему увидеть такое, воспринял бы это как личное оскорбление, развернулся бы и, ни слова не говоря, ушел бы прочь. Троллок с медвежьей мордой легко уклонился от удара, на мгновение замедлив шаг двум другим.

Вдруг мимо Ранда на троллоков ринулась дюжина шайнарцев — наполовину одетых в пышные праздничные наряды, но с мечами наголо. Медвежьерылый троллок издал предсмертное рычание, а его товарищи бежали, преследуемые криками солдат и взмахами стали. Доносящиеся отовсюду крики и вопли повисли в воздухе.

Эгвейн!

Ранд свернул в глубь цитадели и промчался по вымершим коридорам. Там и тут на полу лежали мертвые троллоки. Или мертвые люди.

Потом Ранд выскочил на пересечение переходов — и слева застал конец схватки. Там лежало неподвижно шесть окровавленных солдат с чубами, седьмой — умирал. Мурддраал, вытаскивая свой клинок из живота противника, повернул его вдобавок в ране, и солдат вскрикнул, выронил меч и упал. Исчезающий двинулся с гадючьей грацией, сходство со змеей усиливалось от защищающего его грудь доспеха из черных, перекрывающих друг друга пластинок. Он повернулся, и его бледное безглазое лицо уставилось на Ранда. Мурддраал шагнул к юноше, улыбаясь бескровной улыбкой, нисколько не торопясь. Из-за одного человека торопиться незачем.

Ранд почувствовал, что ноги приросли к полу и он не в силах сдвинуться с места; язык прилип к небу. Взгляд Безглазого — страх. Так говаривают на Порубежье. Руки Ранда, когда он поднял меч, дрожали. Он и думать забыл о пустоте, о том, чтобы сосредоточиться на ней. Свет, он только что убил сразу семерых вооруженных солдат. Сеет, а мне-то что делать? Свет!

Внезапно Мурддраал остановился, улыбка пропала.

— Этот — мой, Ранд. — Юноша вздрогнул, когда рядом с ним, шагнув сзади, встал Ингтар — смуглый и коренастый, в праздничной желтой куртке, держа меч обеими руками. Темные глаза Ингтара неотрывно смотрели в лицо Исчезающему; если шайнарец и чувствовал страх от этого взгляда, то ничем не выдавал его. — Попробуй свои силы на троллоке-другом, — тихо произнес Ингтар, — прежде чем сразиться с одним из этих.

— Я шел вниз, проверить, все ли в порядке с Эгвейн. Она собиралась в подземелье, навестить Фейна, и…

— Тогда иди и проверь.

Ранд сглотнул комок в горле:

— Мы займемся им вместе, Ингтар.

— Ты не готов для этого. Иди займись девушкой. Иди! Или ты хочешь, чтобы на нее, беззащитную, наткнулись троллоки?

Мгновение Ранд еще стоял в нерешительности. Исчезающий поднял меч — на Ингтара. Рот Ингтара скривился в бессловесном рычании, но Ранд понимал — это не страх. А Эгвейн, может, осталась в темнице наедине с Фейном, или еще с чем хуже. Но когда он бежал к ведущей в подземелье лестнице, ему все равно было стыдно. Ранд знал, что от взгляда Исчезающего страх проберет до печенок всякого, но Ингтар победил свой страх, преодолел его. А у Ранда до сих пор внутри цепко держался холодок ужаса.

Коридоры под крепостью были тихи и бледно освещены мигающим пламенем настенных ламп, далеко отстоящих одна от другой. Оказавшись неподалеку от подземных темниц, Ранд сбавил шаг, стараясь красться как можно тише, на цыпочках. Поскрипывание подошв по голому камню било по ушам. Дверь в темницы предстала сломанной и приоткрытой на ширину ладони, а должна была быть закрытой и запертой на засов. Уставясь на дверь, Ранд попытался сглотнуть комок в горле, но не смог. Он открыл было рот, чтобы позвать девушку, но тут же прикусил язык. Если Эгвейн там, внутри, и в беде, то, позвав ее, он лишь насторожит любого, кто бы ни угрожал ей. Или то, что ей угрожает. Сделав глубокий вдох, Ранд решился.

Одним движением он широко распахнул дверь, толкнув створку ножнами, зажатыми в левой руке, и бросился внутрь, перекатившись через плечо по устланному соломой полу, и тут же вскочил на ноги, быстро крутанувшись на месте, чтобы окинуть взором помещение, в отчаянии высматривая возможного врага и ища взглядом Эгвейн. Никого.

Взор Ранда упал на стол, и он замер не дыша, и даже мысли будто оледенели. По обе стороны от все еще горящей лампы, будто какое-то украшение, в лужах крови лежали головы стражников. Выпученные от ужаса глаза уставились на Ранда, рты раскрыты в последнем, не слышном никому, вопле. Ранда затошнило, и он согнулся вдвое; желудок выворачивало наизнанку. Наконец юноша кое-как сумел выпрямиться, утирая рот рукавом, — в горле будто наждаком провели.

Мало-помалу Ранд стал воспринимать в караульной и все остальное, до того лишь замеченное мельком и не осознанное в те мгновения, когда он торопливо выискивал нападающего. По соломе раскиданы кровоточащие обрубки плоти. Ничего нельзя было признать за останки человека, кроме этих двух голов. Кое-какие из кровавых ошметков выглядели так, словно их жевали. Так вот что случилось с телами. Ранд подивился спокойствию своих мыслей, почти такому же, будто он, не прилагая усилий, достиг ощущения пустоты. Это от потрясения, отсутствующе отметил он про себя.

Ни одну голову юноша не узнал; после того как он здесь побывал, охранники сменились. Ранд этому даже обрадовался. Хуже было бы узнать их, даже Чангу. Кровь покрывала стены, разбрызгавшись во все стороны буквами-каракулями, отдельными словами и целыми предложениями. Некоторые буквы были угловатыми и неровными, на языке, которого Ранд не знал, хотя и узнал троллоков почерк. Другие слова он сумел прочитать, о чем сразу же пожалел. От таких непристойностей и ругательств побледнели бы самый распоследний конюх или купеческий охранник.

— Эгвейн. — Спокойствие исчезло. Засунув ножны за пояс, Ранд схватил со стола лампу, вряд ли заметив, как опрокинулись головы. — Эгвейн! Где ты?

Он устремился к внутренней двери и, едва сделав два шага, замер, широко раскрыв глаза. На двери, темные и влажно поблескивающие в свете лампы, были ясно видны слова:

МЫ ВСТРЕТИМСЯ ВНОВЬ НА МЫСЕ ТОМАН.

ЭТО НИКОГДА НЕ КОНЧИТСЯ, АЛ’ТОР.

Меч выпал из разом похолодевшей руки. Не отрывая взора от двери, Ранд нагнулся подобрать оружие. Вместо этого он схватил пучок соломы и принялся яростно стирать слова с двери. Тяжело дыша, он тер до тех пор, пока не размазал надпись в одно кровавое пятно, но никак не мог остановиться.