Бесконечная империя: Россия в поисках себя - Владислав Иноземцев

Несколько особое место на фоне всех этих классификаций занимает Бельгия — полиэтничная монархия, образованная в 1830 г. и с 1885 г. обладавшая масштабной заморской колонией в виде «Свободного государства Конго», которое, впрочем, несколько условно могло именоваться бельгийским владением, так как до 1911 г. формально считалось личной собственностью короля Леопольда II[332]. Однако, повторим еще раз, мы не считаем это исключением — так как Бельгия сложилась в ее нынешних границах до начала своей заморской экспансии и, несмотря на большое количество раздиравших ее внутренних противоречий и конфликтов, сохранилась как единое государство до настоящего времени, переживя свою империю.

Вернемся теперь к русской истории. С конца XIII века и вплоть до завершения периода формального монгольского владычества над восточными русскими землями центром политической консолидации стало Московское княжество. Причиной этого выступил распад Великого княжества Владимирского после кончины самого авторитетного правителя середины XIII века — Александра Невского — в 1263 г. На месте крупного государства возникло 12 удельных княжеств, а князь Владимирский остался «первым среди равных», утратив реальный контроль над разрозненными территориями[333]. Последним «успехом» Владимира стало перенесение сюда в 1299 г. из Киева резиденции митрополита Всея Руси, что ознаменовало окончательное смещение центра власти и влияния на северо-восток[334]; однако на протяжении первой половины XIV века совсем неочевидным был ответ на вопрос, какой же город/княжество станут политическим лидером Северо-Восточной Руси. Как отмечал В. Ключевский, выход на авансцену Москвы и ее стремительный взлет представлялись современникам удивительными: «Кто думал-гадал, что Москве царством быти, и кто же знал, что Москве государством слыти»[335]. Недоумение средневекового книжника вполне понятно: территория Московского княжества не отличалась обилием ресурсов, главный торговый путь — Волжский — проходил вдалеке, да и князья московские в соответствии с принципами передачи титула Великого Владимирского князя были практически лишены шансов получить его[336]. Отметим, что безусловным плюсом являлось географическое положение княжества: оно было защищено от территории ордынцев и Ливонского ордена другими землями, что немало способствовало приросту населения Москвы[337]. Еще одним важным фактором, повлиявшим на политическое усиление захолустной территории, стала дальновидная политика первых московских князей. Так, уже основатель династии московских правителей Даниил Александрович, младший сын Александра Невского, расширил территорию своего домена, включив в него Коломну, Переславль, Можайск и установив таким образом полный контроль над бассейном Москвы-реки. Его старший сын Юрий был первым московским князем, получившим — пусть и ненадолго — ярлык от ордынцев на великое владимирское княжение. Но, безусловно, главную роль сыграл другой сын Даниила — Иван, известный под прозвищем Калита, чья многогранная деятельность заслужила самые разные оценки историков — от изображения его как прислужника Орды до мудрого суверена, заложившего на долгие годы основы политики по отношению к монгольским ханам: не идти на конфликт, использовать любые средства для расширения княжества и делать все во имя утверждения лидерства Москвы среди других русских земель[338]. Мы не собираемся ставить оценки Ивану Даниловичу, но отметим, что ему удалось (в том числе и руками ордынцев, стремившихся покарать мятежных тверичей) добиться очень многого. Важнейший конкурент был практически уничтожен, ярлык на Великое Владимирское княжение навсегда закрепился за Калитой и его наследниками. Получив право на сбор дани, Иван Данилович значительно обогатил свое княжество. В «Симеоновской летописи» отмечается, что со времени его прихода к власти «…была тишина великая в течении сорока лет, и перестали татары воевать Русскую землю… и отдохнули и успокоились христиане от великой истомы и от многой тягости, от насилья татарского, и была с того времени тишина великая по всей земле»[339].

Москва получила время на восстановление, и неудивительно, что уже внук Калиты Дмитрий Донской смог первым в Северо-Восточной Руси построить каменный кремль, что немало поспособствовало успешному отражению походов литовского князя Ольгерда в 1368 и 1370 гг. Немаловажную роль сыграла и устойчивая поддержка Русской православной церкви. Митрополиты Петр, Феогност и Алексий благоволили московским князьям; при Феогносте митрополичья кафедра была перенесена в Москву из Владимира, а благодаря Алексию суздальско-нижегородские князья, долгое время претендовавшие на великокняжеский ярлык, отказались от него в пользу Москвы[340]. После того как в 1325 г. митрополит Петр выбрал Москву местом постоянного пребывания, а с 1331 г. московские князья Иван Калита и его наследники стали также князьями владимирскими и новгородскими, первенство города уже не вызывало сомнений, будучи закреплено символичной победой Дмитрия Донского над монгольской армией в 1380 г.[341] Формально Великое княжество Московское существовало до венчания на царство Ивана IV как «Божиею милостью царя и великого князя всея Руси» в 1547 г. Отметим, что в письменных источниках того времени появление понятия «Русское государство» отмечается в различных контекстах и раньше; этот термин начал распространяться с формального присоединения Новгорода к Московскому княжеству в 1478 г.[342]; Иван III в переписке итальянских послов и путешественников неоднократно именуется «русским императором»[343]. Между тем вполне понятно, что в соответствующий период ни о каком единстве «всея Руси» не шло и речи, коль скоро огромные пространства на запад от Смоленска и практически вся территория бывшей Киевской Руси оставались вне контроля московских князей и царей. Более того; в конце XV века главным вектором расширения Московского княжества оставался восточный, ориентировавшийся в сторону Поволжья — как верхнего, так и среднего, где располагались ханства, ставшие наследниками Золотой орды (русские, как известно, впервые взяли Казань еще в 1487 г., низведя Казанское ханство до положения своего вассала[344]).