Моя история. Большое спасибо, мистер Кибблвайт - Роджер Долтри

Смерть Нила стала серьезным ударом, и многие говорят, что это послужило началом конца для Кита. Нет никаких сомнений в том, что эта трагедия стала для него источником ужасной вины и давила на его разум, но настоящим катализатором, тем, что заставило свернуть его на темную тропинку, стал уход его жены Ким. После этого он потерял последние тормоза.

В 1971 Кит и Ким купили Тара-Хаус в Чертси у Питера Коллинсона, режиссера фильма «Ограбление по-итальянски». Конечно, это был необычный дом – абстрактное бунгало с пятью пирамидами наверху, всевозможные футуристические приспособления, огромная гостиная и паб в конце дороги, ведущей к дому. Ким описала это бунгало как перевернутую коробку для яиц. Это мог быть их первый настоящий семейный дом – их дочери Мэнди было четыре года, когда они переехали, но вместо этого Кит превратил его в центр для вечеринок. В отрыве от гастролей Кит терял хватку. Он никогда не репетировал. У него дома даже не было ударной установки. Ему становилось скучно, он впадал в депрессию и пытался заглушить ее таблетками и алкоголем. Через шесть месяцев он загнал «Роллс-Ройс» в пруд. Он утверждал, что пытался завести машину с толкача, но я уверен, что он сделал это чисто для смеха. Помимо этого он неоднократно крушил дом. Когда мы сделали перерыв в 1972 году, он просто с катушек слетел.

Его выходки оттолкнули Ким, девушку, которую он всегда любил, и в конце концов она начала встречаться с Иэном Маклэганом, клавишником The Faces. Узнав об этом, Кит пришел в бешенство и разнес весь дом прямо на глазах своей дочери Мэнди. Мне тошно даже думать об этом. Он просто свихнулся от бренди и таблеток. Той ночью он сломал нос Ким, и это стало последней каплей для нее. Она ушла и больше не вернулась. Я не знаю, поднимал ли он на нее руку раньше, но он бывал жесток. Однажды он швырнул в нее бутылку шампанского в их квартире в Хайгейте. Он промазал, но бросок был такой силы, что бутылка застряла в стене. На следующий день он поставил рамку вокруг нее и заставил нашего пиар-агента позвонить в газеты. Новость об этом «арт-объекте» даже удостоилась целой страницы в «The Sunday Times», и людям показалось, что все это шутки ради, но ему было не до шуток.

Правда заключается в том, что он боготворил свою жену и был ревнивым человеком. Мы все были ревнивыми в том возрасте. Раньше мне было трудно, когда Хизер разговаривала с каким-то парнем и он явно заигрывал ней. Но я не мог ничего сказать, особенно когда только что возвращался из очередного турне. Конечно, это не означало, что я ничего не испытывал. Но ревность Кита била все рекорды. Однажды он заплатил одному тяжеловесу двести фунтов, чтобы тот сломал пальцы Иэну. Пит узнал об этом и заплатил ему столько же, чтобы тот ничего не делал. Именно ревность Кита отпугнула Ким. Увидевшись со мной после той злополучной ночи, когда Кит сломал ей нос, она сказала, что любила его и готова была терпеть его деструктивное поведение. Но после случившегося у нее не оставалось иного выбора, кроме как уйти. Она взяла Мэнди и вместе с ней переехала в отель. Это был конец. Занавес. Он потерял то, что лелеял больше всего на свете. Он так и не смог оправиться от этой потери.

* * *

Примерно в то же время, когда Кит переезжал в свою коробку для яиц в Суррее (я думаю, что он выбрал это место отчасти потому, что неподалеку, в конце улицы, стоял паб), я продвигался на юг в поисках чего-то более традиционного. Мы с Хизер не особо рассчитывали купить дом, ведь денег у нас не было. Мы были довольно счастливы в своем коттедже в темном захолустье Беркшира. Но за спрос денег не берут, поэтому я прочесывал окрестности вместе с другом, который заправлял агентством по недвижимости. Он осматривал дома, и я вместе с ним. В одну прекрасную субботу поздней весной он отвез нас с Хизер в Сассекс. Мы проехали один знак «Продается» на повороте перед хозяйственными постройками. На некотором расстоянии за стеной виднелся дом, и Хизер спросила о нем. Мой друг пообещал посмотреть на обратном пути. Хитрый они народец, эти агенты по недвижимости.

Сперва мы осмотрели усадьбу Пэшли, дом в стиле Тюдоров, когда-то принадлежавший Генриху VIII, но мне не понравилась атмосфера. Если мне не нравится атмосфера, то пиши пропало. Я очень восприимчив к энергии того или иного места. Это трудно объяснить, но бывают места, из которых мне прямо-таки хочется поскорее убежать. Словно кто-то приглушил свет. В любом случае, я не собирался покупать усадьбу Пэшли, даже если бы мы могли себе это позволить, а мы не могли. Мы посмотрели пару других мест, а затем вернулись к дому на повороте с табличкой «Продается». Друг свернул с главной дороги, и перед нами предстал Холмсхерст[12].

Экскурсию по дому провел паренек, чьи родители развелись. В этом месте было что-то особенное. Дом был в хорошем состоянии, хотя ремонт тут давно не проводился. В коридоре стояла кромешная тьма, сырость, кухня оказалась ужасной, но это было не смертельно. Затем мы прошли в переднюю комнату, и передо мной открылся этот вид. Дом стоял на холме и смотрел на запад поверх долин и деревень Хай-Уилд Восточного Сассекса (местность Хай-Уилд входит в список «Исключительные по красоте природы области Великобритании». – Прим. пер.). Вид из окон этого дома простирался на многие мили и мили вокруг. Для такого простора даже наркотики ни к чему. Выглянув из окон в первый раз, я просто стоял с открытым ртом и понял, что должен здесь поселиться. Я подумал про себя: «С таким видом я в безопасности». Я спросил друга, сколько стоил дом, и он ответил: «39 500 фунтов стерлингов. Выгодная сделка. Но кто первый предложит деньги, того и недвижимость». Поэтому оставалось достать деньги, а как их вернуть, я придумал бы потом. Все, что мне нужно было сделать, это уговорить управляющего банком пойти мне навстречу. Если все вокруг думали, что я миллионер, то почему бы и нет? Я пошел прямо в банк и смог получить кредит. Мое предложение по сделке поступило в понедельник, и к пяти вечера оно было принято. Вне себя от радости я позвонил Хизер, но, казалось, что она не была так уж счастлива. Я спросил ее, в чем дело, и она сказала: «Только представь, сколько там надо убираться». Ей трудно угодить.

26 июня 1971 года мы переехали в это место, ставшее нашим домом на всю оставшуюся жизнь. Первая неделя была замечательной. К нам приехала дорожная команда, каждый вечер мы устраивали вечеринки. Наш дом превратился в шикарную ночлежку для хиппи, и это было здорово. Холмсхерст – это особенный дом, и здесь я решил бросить якорь. Он был построен для пуритан, в нем нет никаких изысков. Это простое, практичное место, которое мне подходит. Я не пуританин, но люблю работать и ценю практичность. Холмсхерст стал воплощением моих желаний. Но Хизер была права, нам предстояло очень много уборки.

Несколько дней спустя суд вынес решение о расторжении моего первого брака, и уже в следующем месяце мы с Хизер «завязали узелок» в загсе. Мы обошлись без свадебных торжеств. В этом не было необходимости, потому что мы отыграли свадьбу год назад. Мы планировали пожениться летом 1970 года. Была организована шикарная свадьба с кучей гостей. Были приглашены все группы, все шишки из музыкальной индустрии и большая часть деревни. Мы даже заставили Ахмета Эртегуна, президента Atlantic Records, надеть новенькие резиновые сапоги и дотопать до поля в три акра в Беркшире. Это было грандиозное событие. Поле принадлежало мисс Гвендолин Тейлор, очень респектабельной женщине из деревни, но им пользовался Эрик Гуди, крупный и пышный персонаж – вылитый Уилкинс Микобер[13], с розовыми щеками и светло-голубыми глазами, которые дьявольски мерцали из-под его плоской твидовой кепки.