Немецкий снайпер на Восточном фронте. 1942-1945 - Йозеф Оллерберг

— Подумай об этом, ведь это твоя последняя возможность попробовать такое. Может быть, завтра ты поймаешь пулю и умрешь, ни разу в жизни не потрахавшись. Разве это не ужасно?

Во время нашего разговора мой взгляд упал на старшего сержанта из отряда, только что доставившего боеприпасы. Этот сержант сидел за рулем "Опеля Блица" и ждал груза, который он должен был отвезти обратно. Это был Викинг с рыжими усами! Он явно слышал наш разговор и, поймав мой взгляд, воскликнул:

— Эй, возбужденные ублюдки, у вас все встало при мысли о крепких ягодицах наших девочек. Ха-ха! — увидев удивление на наших лицах, он вернулся к спокойному тону и добавил: — Честно говорю вам, ребята, послушайте старого сержанта. Пять минут радости не возместят ту боль, которую почувствуете потом.

За этим последовало многозначительное молчание, которое перебил Рот. Он был уже немного пьян и сказал:

— Возможно, ты умный хрен. Ну, так скажи нам свой великий секрет!

— Хорошо, — продолжил Викинг. — Как будущий ученый, я позволю вам попользоваться моим опытом. А если вы умные и послушаете дядюшку, то сможете избежать многих проблем.

— Только не делай из этого такую мелодраму, говори напрямик, — заворчал Рот.

— Хорошо, придется добавить немного цинизма, — уступил сержант. — Но сначала дайте мне глотнуть вашей выпивки.

Сделав большой глоток, он начал свой рассказ:

— Это было уже изрядное время назад. Когда мне однажды пришлось поехать на склад корпуса, вторым водителем со мной оказался сержант, который, скажу я вам, был хитрым старым дьяволом. Всю дорогу он трепался только о сексе и о еде. Он беспрестанно хвастался тем, что ему довелось щупать и куда засовывать. А когда мы подъехали к складу, он, конечно, знал, где это все можно получить. Что я могу сказать? Он потащил меня в бордель, который находился неподалеку. Я старался не показать охватившего меня испуга. Мы выпили сначала, а потом вошли в бордель. Он находился в бывшем здании школы. Едва мы успели открыть дверь, как сержант медслужбы ухва-fил нас за шиворот. Говорю вам, этот сержант был огромной грубой скотиной. Тут же он заорал на нас: "Где ваши презервативы?" Я удивленно посмотрел на него. Зло оскалившись, он полез к себе в карман: "Вот презервативы, домохозяечки! Здесь никто не сражается с голым оружием", — добавил он. А я ведь даже не подумал об этом. Но за незначительную сумму, тридцать пфеннигов, я мог получить презерватив Вермахта. Сержант медслужбы ухмыльнулся: "Кроме резинок, вам больше ничего не потребуется. Гоните по "хейерману"* и можете выбирать себе девочек". Уловив мой недоуменный взгляд, он добавил: "Это пять рейхсмарок, идиоты!" Я пробыл там всего минуту, но уже потерял свои иллюзии. Но настоящий горный стрелок не отступает перед лицом трудностей. Поэтому я заплатил медику, и получил от него презерватив в коричневой бумажной упаковке.

Затем он сказал: "Курочки там, в классе", — с этими словами он втолкнул нас в следующую комнату. Перед нами оказалось пять легко одетых румынок, сидевших развалясь на изношенном диване. Мой товарищ быстро схватил одну из женщин и исчез с нею за занавеской. Вероятно, он уже занимался своим

*Хейерман (Heiermann) — обозначение монеты достоинством в пять марок, появившееся в северогерманской речи в начале XX века. Иногда, но крайне редко, может употребляться в немецкой речи и сегодня для обозначения монеты достоинством в пять евро. Среди ученых существуют различные версии происхождения данного слова. Но наиболее вероятным представляется его образование традиционным для немецкого языка сложением слов — от измененного написания слова "Неиег" и слова "Мапп". "Заработная плата судовой команды" — одно из значений первого слова, а "Мапп" может переводиться с немецкого не только как "человек, мужчина", но и как "матрос". Заработная плата матроса в Германии в начале XX столетия составляла как раз пять марок. — Прим. пер.

делом, пока я продолжал стоять как истукан. Прямо передо мной были женщины, с одной из которых я мог осуществить свои эротические желания, но я не мог сдвинуться с места. Дело принимало серьезный оборот. Я был словно парализован, и мое лицо покраснело. Тем временем женщины разговаривали между собой, решая, кто из них позаботится о таком юноше. Наконец, одна из них поднялась, взяла меня за руку и, ничего не говоря, повела меня за другую занавеску. Крайне взволнованный, я не замечал невзрачности такого любовного гнездышка. Румынка расстегнула мои штаны, и они упали мне на щиколотки.

Меня словно пробило током, когда она сняла с меня их настойчивым и одновременно нежным движением. Но я должен рассказать и о том, что было дальше, чтобы помучить вас, девственнички!

Со своими театральными жестами Викинг теперь походил на заговорщика. Мы ловили каждое слово его последующего рассказа.

— Внимание, дети, — продолжил он. — Девочка, которая занялась мной, была по-настоящему красива, и она знала свое дело. "Тсс, верь мне", — сказала она воркующим голосом, обхватив мою поясницу, и ритмично начала гладить меня обеими руками. Я задрожал от страсти и, притянув ее лицо к себе, покрыл его поцелуями. Она позволила мне сделать это, видя мою юность и неопытность.

Я жадно вдыхал запах ее тела, ее волос. Мои руки путались в ее волосах, которые, словно шелк, спадали ей на плечи. Мои руки ненасытно скользили по ее телу. Страх, напряжение и желание, накопившиеся во мне за последние месяцы, — все выплеснулось в одно мгновение. Ее дыхание щекотало мои уши почти невыносимо. Ее язык нежно скользил по моей шее, нерешительно ласкал мочку уха, легко коснулся моей гортани, а потом щек. Чувствуя, как меня переполняет желание, ее руки двигались все быстрее. Дрожа от удовольствия я рухнул на матрас, лежавший на полу, и весь растворился в происходящем.

Нежные объятия дают тебе обманчивое чувство защищенности в холоде этих трудных времен. Они позволяют забыться, но это забытье потом резко оборвется. Ее язык щекотал мой живот, кружа вокруг моего пупка, лишил меня стыдливости и коснулся моего члена. Это заставило меня затрястись от восторга и жара. Жестокость войны на несколько минут стерлась из моего сознания.

Мое тело пронзили невыразимые ощущения. Мои жадные руки и ее настойчивые, но нежные пальцы нашли друг друга, чтобы сцепиться вместе на короткое мгновение. Вся нежность, которая была во мне, сосредоточилась на ее лице, когда наступил самый главный момент. И тут я понял, что смотрю в глаза, полные печали, которую мне не дано разгадать. Это заставило меня почувствовать себя одиноким. Я задумался о том, что вело меня по жизни — судьба или рок? Счастье и боль стальными клиньями вбиты в нашу судьбу. Я жадно вгрызался в ускользающие мгновения счастья, пока боль снова не вторглась в реальность.

Мы, разинув рты, безмолвно слушали последние почти лирические размышления. И тут Йозеф заворчал:

— Мужик, ты, что, поэта из себя изображаешь? Можешь просто рассказать нам, что произошло?

— Ох, джентльмены хотят, чтобы я выражался немного проще, ради их неотесанности, — сказал Викинг, разозлившись. — Скажу так, чтоб вы могли записать. Девочка устроила мне такую встряску, что мои яйца едва не разорвались. Теперь понятно?