Прохоровское побоище. Штрафбат против эсэсовцев - Роман Кожухаров
Шрифт:
Интервал:
Но вечер почти не принес прохлады.
Слева продолжали греметь танковые пушки. Эрнст проворчал:
— И ночью покоя нет!
Никто не ответил. В тыл проходили раненые, устало, медленно, тяжело. Блондин удивился, что не видит пленных, и спросил повстречавшегося раненого. Тот, кусая губы, буркнул невнятно:
— Они предпочитают лучше сдохнуть.
В последней линии траншей сидели и лежали солдаты 3-й роты. Неспособные идти раненые дожидались машин с продовольствием и боеприпасами, которые ночью на обратном пути должны были забрать их в тыл. Танки стояли темными скоплениями и ждали горючего. Гренадеры пересекли окопы и вышли на открытую местность. Брякали котелки, футляры противогазов скребли о лопатки. Никто не разговаривал.
Ночь была жаркая и душная, как и день. Все были потные.
— Окопаться!
Ханс руководил своими людьми, распределял посты.
— Мы должны охранять танки, пока они не заправятся. Потом отправимся дальше!
Эрнст нарезал хлеб толстыми кусками, клал на них куски тушенки и раздавал товарищам. Вторую банку тушенки он приготовил к использованию и держал носками сапог. Они молча жевали, понемногу отпивая из фляг, и смотрели на языки нефтяного пламени.
— Склад горючего. Такие горят часами.
— И воняют.
— Зато что-то можно увидеть.
— Да, если они пойдут в атаку, то будет даже хорошо.
— И не думай об этом.
— Почему?
— Слишком много было ударов по ним. Они так быстро не восстанавливаются.
Эрнст наелся и стал раздавать сигареты. Блондин сделал последний глоток, прополоскал горло, перевернул флягу и сказал:
— Всё. Когда же подвезут снабжение? — Он напряженно пытался держать глаза открытыми. Он устал как собака, голова его стала клониться и клонилась до тех пор, пока шлем не стукнул по рукам, лежавшим на коленях.
Эрнст улыбнулся, поднял выпавшую изо рта у Блондина сигарету, загасил ее и сунул своему другу за ухо.
Их оставалось восемь. Ханс, длинный командир отделения, — старший. Если принимать во внимание срок его службы, то для своего отделения он был Мафусаилом. Когда он стоял на посту у рейхсканцелярии, остальные еще прижимали свои сопливые носы к витринам магазинов игрушек, чтобы высматривать там железную дорогу или замок с рыцарями, посасывая леденцы. Для молодых Ханс был воплощением «ЛАГа». Любое сравнение с ним завершалось комплексом неполноценности. Но оставим это. Впрочем, кое-что удивляло их. Что-то не соответствовало Длинному. Хотя вся его грудь была увешана орденами, а на рукаве не было места для нашивок за подбитые танки, в его петлице поблескивала всего одна звездочка, и то слишком матовым блеском. Эта бедная, одинокая звездочка раздражала их, и уже очень давно. Ее было мало, по их мнению, слишком мало. И когда они сравнивали своего командира отделения с офицерами, то они выглядели блеклыми на его фоне, если не сказать ничтожными. Эрнст сказал как-то, что Длинный не может ехать на родину ни со своими начальниками, ни с подчиненными. Как типичная «фронтовая свинья», он не найдет, что делать в чуждых ему неписаных и писаных законах вне фронта. И поэтому свое дальнейшее продвижение по службе откладывает, в общем-то, он сам. Это невезение для Длинного — счастье для отделения, для Пауля и Йонга — близнецов, для Петера, у которого с момента смерти Вальтера пропало прикрытие, для Камбалы и его прилежного слушателя Куно, и для Эрнста — как всегда равнодушного, спокойного и сытого, и для Блондина.
Дори, этого маятника, болтающегося между фронтом и тылом, они увидели только ночью. Его ждали как Деда Мороза, потому что он вез не только боеприпасы, а прежде всего продовольствие. И кроме того, он всегда знал последние новости. Быть может, «поломка» будет у него на обратном пути. Хотя шпис смотрел на это по-другому, но старшине виднее!
Его разбудил лязг танковых гусениц. Он глянул на часы: почти полночь. Эрнст сунул ему под нос зажигалку и улыбнулся:
— Возьми за ухом.
— За ухом? Что за ухом? — удивленно спросил Блондин. Эрнст вытянул у него из-за уха окурок и вставил его Блондину в губы.
— Можешь дымить один?
Мимо проезжали «Тигры». Блондин скривил лицо. Всякий раз, когда он слышал мерзкое скрежетание и лязганье гусениц, у него мурашки пробегали по телу со спины, через темя на затылок. Кожа съеживалась, и он становился словно собака, у которой шерсть встала дыбом, но не от злобы, а от страха. Затарахтел мотоцикл с коляской. И голос позвал:
— Эй, вы, сони! Приехало бюро добрых услуг!
— Да это Дори! — Эрнст вскочил и закричал в ответ:
— Дори! Мы здесь!
Мотоцикл снова затарахтел, подъехал ближе и остановился. Тень соскользнула с сиденья и подняла очки на каску.
— И как ты сразу нас нашел, Дори? И без поломок! Что скажешь по этому поводу, Цыпленок?
— Просто мастерство, Эрнст, а может, и что-то другое?
— Случай, — улыбнулся мюнхенец. — Просто случай.
— На самом деле так, — проворчал Дори.
— Что на самом деле?
— Точно так, как мне сказали из третьей, что наш отряд лежит перед танками и что два невероятных придурка — там же. — Дори улыбнулся: — Описания личностей лучше и быть не могли.
Остановились вездеходы «Штейр». К ним побежали солдаты. Загремели котелки. Возбужденный шум приглушенных голосов.
— Боеприпасы и жратва доставлены, — сказал Дори, показав на темные силуэты машин.
— И это ты говоришь только сейчас? — разозлился Блондин и собрался бежать к машинам. Эрнст удержал его:
— Цыпленок, дай Дори сигарету «с родины».
— Да, но… — Он прикурил сигарету. Эрнст сел на сиденье водителя задом наперед, а Блондин прислонился к заднему сиденью. Дори зарылся в коляске и достал оттуда, наконец, и поставил на землю две коробки с пулеметными лентами, а рядом положил несколько дисков к русским автоматам.
— Снабжение для Пауля и Петера.
За ними последовали две буханки хлеба и две банки тушенки.
— Специальный рацион из твоей бельевой сумки, Эрнст.
Два котелка — у Эрнста загорелись голодные глаза, и он облизнул губы. И снова непередаваемый голос Дори:
— Жирный гуляш для господ!
Он осторожно приподнял из коляски термос и прошептал:
— Чай, господа. К сожалению, термос не полный, хотелось бы заметить. А теперь — сюрприз! Смотрите, вы, стоптанные сапоги, что привез для вас дядя Дори! — Он вытянул руки перед Эрнстом и Блондином с лимонами на ладонях. Когда оба снова обрели дар речи, Блондин хлопнул Эрнста по плечу и рассмеялся:
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!