История Германии - Андре Моруа

До самого XVIII века официальная Германия выступала наследницей Римской империи. В течение долгого времени немцы пользовались латынью, отказываясь от собственного литературного языка. Гуманисты даже изменяли свои немецкие имена, придавая им латинское или греческое звучание таким образом, что Шварцерд, к примеру, становился Меланхтоном. Однако «певцы любви» — миннезингеры, а главное, Лютер доказали возможность существования истинно немецкой литературы.

В XVIII веке, несмотря на то что очень сильным в Германии оставалось французское влияние (Фридрих II писал стихи по-французски, а величайшая актриса того времени Каролина Нойбер играла сплошь французских классиков), а во второй половине века стало ощущаться и влияние английское (главным образом Шекспира), многие интеллектуалы боролись за самобытную немецкую литературу. Благодаря своим поэтам и философам к концу века Германия стала одним из крупнейших культурных центров Европы и мира.

В XVII веке она не могла еще слишком много предаваться духовной жизни. Тридцатилетняя война, а затем и военные походы Людовика XIV слишком усложняли материальную жизнь. Правда, северные города (Лейпциг, Ганновер), освободившиеся от власти завистливых князей, проявляли больше самобытности. Зародившийся в университете города Галле пиетизм[12] (так же как позднее ривайвелизм[13] Джона Уэсли в Англии) был попыткой вернуть протестантизму эмоциональную составляющую.

Готфрид Лейбниц. Гравюра. 1745

Лейбниц был славянином по происхождению и энциклопедистом по качеству знаний; он попробовал себя во всем, даже в алхимии, и стал розенкрейцером. Математик, философ, политик, он служил библиотекарем в Ганновере. Умер в опале (1716).

Первым гигантом германской мысли стал Готфрид Вильгельм Лейбниц (1646–1716), универсальный ум, математик, придумавший дифференциальное исчисление, физик, но главное — философ. В своей знаменитой «Монадологии» он надеялся решить проблему дуализма тела и души, духа и материи, исходя из того, что каждое существо есть закрытая, неделимая сущность, включающая в себя целую вселенную. На самом деле так оно и есть, поскольку наши знания о вселенной суть всего лишь образ ее, сформированный у нас в мозгу. И сами научные наблюдения происходят для нас внутри этого образа. У нас нет никаких связей с другими монадами, являющимися, как и мы, закрытыми универсумами. Но тогда как же нам удается жить вместе? Как мы разговариваем друг с другом? Да все потому, что все монады созданы Богом и Им же синхронизированы.

Лейбниц был носителем французской культуры, но он свято верил в необходимость развития культуры немецкой. Именно он убедил прусскую королеву Софию Шарлотту основать в Берлине академию, членами которой стали Мопертюи и Вольтер.

Иммануил Кант (1724–1804) родился в Кёнигсберге, там же учился, а потом всю жизнь преподавал. Он никогда не был женат и ходил ежедневно только из дому до университета и обратно, но с такой точностью, что горожане сверяли по нему часы.

Портрет Иммануила Канта работы неизвестного художника. XVIII в.

Кант был ректором Кёнигсбергского университета и членом Берлинской академии — прекрасная карьера для сына простого шорника.

От догматизма Канта пробудил англичанин Дэвид Юм, большой скептик, подвергавший сомнению все на свете. Юм указывал на слабые стороны разума. Кант решил пересмотреть философскую терминологию. Он признал, что «вещь в себе» не может быть познана человеком. Мы смотрим сквозь формы нашего разума, так же как человек в синих очках видит мир синим, но это вовсе не означает, что «вещь в себе» на самом деле синяя. Такова «Критика чистого разума».

Если немецкая философия была совершенно самобытна, то поэзия вдохновлялась иностранными источниками. Фридрих Клопшток (1724–1803) был последователем Мильтона. Его «Мессиада» многим обязана «Потерянному раю». В XVIII веке в Германии был очень популярен Шекспир. «Вильгельм Мейстер» Гёте показывает, с каким благоговением автор изучал «Гамлета».

Немецкая критика того времени представлена Готхольдом Лессингом (1729–1781) и Иоганном Гердером (1744–1803). Лессинг много писал о театре («Гамбургская драматургия») и восхищался Шекспиром, ставя его выше французских классиков. Он написал одну классическую комедию («Минна фон Барнхельм») и одну буржуазную драму («Натан Мудрый»). Гердер советовал изучать немецкую народную поэзию, ему принадлежит также новый взгляд на историю, оказавший сильное влияние на Гёте.

Фридрих Шиллер. Гравюра начала XIX в.

Творчество Шиллера, поэта и революционера, было поистине передовым для своего времени. Он умер в расцвете славы (1805), мечтая об установлении нового порядка.

Вот мы и добрались до него — величайшего германского гения, хотя XVIII веку он принадлежит лишь отчасти (1749–1832). Гёте испытал на себе сильнейшее влияние «Бури и натиска», молодежного доромантического движения шестидесятых годов XVIII века, представители которого преклонялись перед Шекспиром, призывали не подчиняться французскому классическому правилу «трех единств» и бунтовали против религиозных табу. Главная заслуга этого движения состояла в том, что оно освободило Гёте и Шиллера. Но Гёте не мог принадлежать ни к какой школе. Он был Иоганн Вольфганг Гёте, великий человек, универсальный гений, и он знал свою силу.

В своих ранних произведениях — «Гёц фон Берлихинген», «Вертер» и «Прафауст» — Гёте выступает еще пылким, чувственным молодым человеком, отрицающим какую бы то ни было дисциплину. Проведя некоторое время в Италии (1786), он приобщился к философии более светлой и безмятежной жизни, после чего на свет появились «Вильгельм Мейстер», «Эгмонт» и «Ифигения». Еще одним важным для формирования Гёте как писателя фактором стала его дружба с Фридрихом Шиллером (1759–1805). Гёте был молодым патрицием, аристократом, Шиллер — человеком бедным. Его первые пьесы яростно обличают тиранию. От нищеты писателя спасли сначала один саксонский почитатель его таланта, затем герцог Саксен-Веймарский, покровительствовавший Гёте. Сближение этих столь разных писателей стало удивительно плодотворным для обоих. Шиллер написал тогда «Валленштейна», «Марию Стюарт», «Орлеанскую деву» и «Вильгельма Телля». Гёте было суждено на тридцать лет пережить Шиллера, однако вторая половина его жизни принадлежит уже XIX веку.