Прежде всего любовь - Эмили Гиффин

Я смотрю на Эми, и меня мучает ощущение, которое я многие годы про себя считала чем-то инфантильным. На самом деле при виде Нолана мое сердце не бьется чаще, меня никогда не охватывала похоть, я никогда не таяла, когда наши глаза встречались в переполненной комнате (вообще-то, я даже никогда не смотрю на него в таких комнатах), но ведь это не значит, что я его не люблю или что я не ценю наш брак.

Но в глубине души я прекрасно знаю, о чем она спрашивает, и знаю ответ – с того самого дня на скамейке запасных. Это непреложный факт. Такой же, как смерть Дэниела. Его невозможно изменить, просто пожелав другого. И наконец я решаюсь сказать правду. Я говорю ее психотерапевту, но на самом деле – самой себе.

– Нет, – произношу я вслух. Тихо, но очень решительно, – нет, я не люблю своего мужа.

Я никогда не понимала, как именно работает закон Мерфи, но я совершенно уверена, что он применим ко мне. Я наконец сдаюсь и второй раз иду на свидание с Питом, на этот раз в «Бистро Нико», модное французское местечко. На мне те же платье и туфли, что я надевала на день открытых дверей. Разумеется, оказывается, что именно в этом заведении Уилл и Андреа Карлайлы уютненько ужинают стейками. Ничуть не улучшает ситуацию жуткая стрижка Пита и его рубашка с короткими рукавами, вызывающая ассоциации со звонящими в дверь миссионерами. Уилл одет как раз так, как мне нравится, – в джинсы и пиджак без галстука. И на щеках заметна легкая сексуальная щетина.

Хостес проводит нас мимо их столика, я отвожу глаза, молясь, чтобы нас не заметили, но Андреа тут же окликает меня по имени. Пит тащится где-то следом, а я останавливаюсь, изображаю удивление и вскрикиваю:

– Ой, привет!

– Привет, – говорит Андреа, и я замечаю, что она покрасила волосы, убрала седину и снова щеголяет золотыми кудрями, – рада вас видеть.

– Взаимно. Узнали платье? – я нервно усмехаюсь и тут же жалею о своих словах.

Андреа моргает, притворяясь, что не поняла, и мне это нравится, но одновременно бесит. Мне приходится сказать:

– Я позавчера была в нем.

– Ах да. Теперь помню, – она кивает. – Очень красивое платье.

– Спасибо, – я позволяю себе быстро взглянуть на Уилла, который смотрит на меня.

Его темные глаза сияют в свете свечей. Я не различаю выражения его лица, но при виде этой полуулыбки сердце замирает.

– Привет, Джози, – говорит он, а потом переводит взгляд на Пита, который наконец добрался до меня.

Когда Андреа делает то же самое, мне приходится их познакомить.

– Пит, это Андреа и Уилл. Я учу их дочь, – коротко объясняю я.

Пит кивает, улыбается и говорит:

– Очень мило.

– Так что? – Андреа притворяется моей подружкой. – У вас свидание?

Я говорю «нет», а Пит говорит «да».

Андреа вздрагивает и улыбается одновременно.

– Простите, это не мое дело.

– Совсем не твое, – бормочет Уилл в бокал с вином.

Нельзя сказать, что он груб с женой, но явно исподволь ее отчитывает, демонстрируя собственное превосходство. Я совсем забыла об этом. Или, скорее, предпочла забыть. Я вспоминаю, как он ругал меня шепотом, если я произносила что-то по его мнению неправильное. Иногда он был прав, но обычно это бывали ненужные подначки. Воспоминание не самое приятное, не то что эти чертовы темные глаза.

– Ничего, – говорю я исключительно ради Андреа, – это действительно что-то вроде свидания. Но мы просто друзья.

– Ну да, технически это наше второе свидание. Но поскольку на первом не вспыхнула искра, Джози сдалась, – говорит Пит, пытаясь всех насмешить, но только делает все еще хуже. – Впрочем, у меня еще осталась надежда.

Андреа серьезно кивает и говорит:

– Да, на сближение часто уходит какое-то время.

– У вас так и случилось? – спрашивает Пит, а я стою и не верю, что мы правда об этом разговариваем.

В глазах Андреа вдруг появляется жалость.

– Не совсем, – бормочет она, а Уилл спокойно отрезает еще кусочек стейка и подносит вилку ко рту.

Я напоминаю себе, что противоположность любви – это равнодушие, но мне все равно становится горько.

– Не совсем? – кисло усмехаюсь я. – Ничего подобного. Андреа и Уилл обручились очень быстро. Сразу после того, как мы с ним расстались, – я щелкаю пальцами ради пущего драматического эффекта.

Пит смеется, а потом вдруг понимает, что я не шучу. На его лице появляется то же выражение, что на лице Андреа, – жалость и смущение. Уилл тем временем начинает кашлять. Мы втроем смотрим на него, и кашель быстро перерастает в пугающие звуки удушья.

– Милый, что с тобой? – спрашивает Андреа.

Уилл ловит ртом воздух, потом затихает. В глазах у него стоят слезы. Он явно паникует.

– Уилл! – кричит Андреа, вскакивает со стула. Хостес движется к нашему столу, а пара рядом пялится на нас. – Уилл! Ты можешь дышать?

Он не отвечает, потому что дышать явно не может. Андреа орет непонятно кому:

– Он задыхается!

Она вертит головой и кричит:

– Есть здесь врач? Кто-нибудь знает прием Геймлиха?

– Нет, тут еще рано, – говорит Пит и поднимает руку.

Подходит к Уиллу, который напряженно на него смотрит.

– Он медик, – объясняю я, надеясь, что физиотерапевтов учат оказывать первую помощь.

– Попытайтесь кашлянуть, – спокойно велит Пит Уиллу. – Вы можете кашлять?

Уилл трясет головой и тихо повизгивает. Андреа орет. Я в ужасе смотрю, и в голове у меня прокручивается самый жуткий сценарий: Эди у гроба папочки.

– Ладно. Вставайте, – говорит Пит, помогает Уиллу подняться, обхватывает его руками за талию и трижды ударяет по спине основанием ладони. Раз-два-три.

Ничего не происходит, но я замечаю, что у Уилла синеют губы. А с четвертым резким ударом между лопаток окровавленный кусочек мяса вылетает у Уилла изо рта и приземляется на белую скатерть прямо рядом с тарелкой. Я смотрю на него и не верю, что он мог быть смертельно опасным. Люди вокруг хлопают в ладоши. Уилл тяжело дышит.

Андреа прижимает к сердцу обе руки и бросается к мужу, обнимает его. Он позволяет обнять себя, а потом что-то шепчет, отталкивает ее и садится за стол.

– Спасибо вам огромное, – говорит Андреа Питу со слезами на глазах.

Пит скромно отвергает ее благодарность и спрашивает Уилла, как тот себя чувствует.

– Все в порядке… не в то горло пошло, – бормочет Уилл и делает глоток воды.

Когда он ставит стакан на стол, я вижу, как облегчение у него на лице сменяется разочарованием.