Копии за секунды - Дэвид Оуэн

Для тех, кто понимал его характер, он был ценным коллегой. Фредерик А. Шверц, физик, пришедший в компанию в 1955 году и внесший один самых значительных вкладов в разработку ксерографии, говорил: «Мне дали двух помощников, и я получил задание изучить специальные области применения ксерографии: например, можно ли ее использовать для травления печатных схем на пластмассовых платах с медным покрытием? Что-то в этом роде. Выполняя это задание, я получил опыт повторного изобретения вещей, которые уже были изобретены Карлсоном». Лаборатория Шверца находилась в нескольких кварталах от Карлсона, и когда Шверц делал то, что он считал важным открытием, он иногда приходил в лабораторию Карлсона, чтобы сообщить ему об этом. «Взволнованный, я прибегал к Карлсону и рассказывал ему об этом, – продолжает он, – и он обычно говорил: "О, да, я уже запан-тетовал эту идею. Номер патента такой-то" и так далее. С Четом это было постоянно. Рассказываешь ему о какой-нибудь идее, пришедшей тебе в голову, а он говорит: "О, да… дайте подумать…" Потом скажет тебе все о твоей идее, которую ты только что предложил. Всегда очень мягко и спокойно. Постоянно обнаруживалось, что он уже был в теме за несколько лет до вас».

В нерабочее время Карлсон еще больше сторонился людей. Он не играл в гольф, как большинство ведущих сотрудников компании, и они с Доррис редко ходили на вечеринки. Его склонность к одиночеству частично подкреплялась финансовым положением в конце 40-х годов. Дессауер писал: «Однажды Кен Денис, сотрудник Галоид, пригласил Карлсона на ланч. Карлсон отклонил приглашение, сказав, что он принес ланч с собой в этот день, но потом признался, когда Денис стал настаивать, что настоящей причиной было то, что он не мог себе позволить ответить тем же. Карлсон все-таки согласился пойти на ланч, несмотря ни на что, но только с тем условием, что Денис согласится пообедать с ним когда-нибудь – договор, который Карлсон соблюдал "по-царски", по словам его коллеги».

Главной причиной стесненного финансового положения Карлсона в этот период было то, что он каждый свободный доллар посылал институту Battelle. Агентское соглашение Карлсона с институтом первоначально давало ему право на получение 40 процентов от всей суммы доходов от его изобретения. Однако, как только расходы Battelle на исследования достигали 10 тысяч долларов, ставка авторского гонорара Карлсона понижалась на один процент на каждую дополнительную тысячу долларов затрат Battelle до тех пор, пока ставка не опускалась до установленного контрактом минимального уровня в 25 процентов, ниже которого она не могла опуститься. По условиям договора Карлсон имел возможность восстановить исходную ставку авторских платежей, возместив институту в течение пяти лет половину суммы его расходов сверх первоначальных 10 тысяч долларов. Теперь этот пятилетний срок подходил к концу, а в Battelle пока что потратили 40 тысяч долларов, что означало для Карлсона восстановление 40 процентов авторского гонорара за выплату 15 тысяч долларов, или по 1000 долларов за каждый процентный пункт. Это в итоге оказалось бы чрезвычайно выгодным вложением, так как к середине 1960-х каждый пункт стоил бы миллионы долларов. Однако к 1948 году дополнительное вложение денег в электрофотографию казалось безрассудным риском почти всем, кроме Карлсона, который только что получил первый платеж по авторскому гонорару в сумме 2500 долларов, что составило четвертую часть от первой выплаты компании Haloid институту Battelle. Он отослал эти деньги обратно в институт и, чтобы собрать остальную сумму, вложил все свои сбережения и продал акции по 100 долларов из Фонда электрографии тринадцати родственникам, включая несколько человек из родни жены, в результате все они стали миллионерами[22].

Укрепление финансовых отношений Карлсона с Battelle шло параллельно с таким же процессом в Haloid. Уилсон, Линовиц и другие наконец, поняли, что компания Haloid должна провести переговоры с Battelle, прежде чем они смогут продолжать разработку продукта в полном масштабе. «Если мы собирались вкладывать основные средства из наших собственных фондов, – писал Линовиц, – мы должны были иметь эксклюзивную лицензию как гарантию, чтобы никто не смог проскользнуть за нашей спиной с более крупными инвестициями и не разорить нас, быстрее и эффективнее используя те же самые патенты. Нам было нужно освободиться от условия лицензии, которое ограничивало нас машинами, производительность которых не превышала двадцати копий с одного оригинала (в конце концов, как только машину продадут, никто не сможет удержать покупателя от производства более чем двадцати копий). Частично благодаря нашим растущим контактам с Четом и частично потому, что мы были захвачены будущими перспективами ксерографии, Джо и я уже готовили речи об использовании ксерографии как средства связи с жителями других планет. Мы все больше убеждались, что патенты Карлсона открывали дверь в такие сферы, которые выходили за пределы простого усовершенствования фотокопировального процесса, и мы хотели проникнуть туда».

Отношение руководства института Battelle к компании Haloid значительно улучшилось за последние пять лет в первую очередь потому, что все его попытки найти дополнительных лицензиатов закончились неудачей. Haloid была небольшой и небогатой компанией, но и других заинтересованных компаний не было вокруг, поэтому в Battelle согласились на повторные переговоры. Новое соглашение сделало Haloid эксклюзивным лицензиатом на всю продукцию, за исключением «игрушечных наборов, воспроизведения отпечатков пальцев и снимков рентгеновских электронных микроскопов» – виды использования, которые в Battelle считали обещающими и хотели сохранить за собой. Соглашение также требовало от Haloid найти трех сублицензиатов – крупные компании, которые взяли бы на себя расходы на разработку, вкладывая дополнительные деньги в соответствующие исследования, – стратегия, которую Линовиц назвал «фиксацией лабораторий крупных компаний». Компании Haloid действительно удалось совершить несколько небольших сделок, хотя ни одна из них не принесла больших денег. В большинстве случаев компания Haloid просто сопровождал свои ходатайства кратким резюме старого опыта Карлсона. «Когда нам назначали встречу, – писал Линовиц, – мы с Джо приходили и, волнуясь, ждали в приемных больших компаний в надежде, что, может быть, нам удастся встретиться с вице-президентом, и мы были благодарны, если нас принимали вежливо».

Несмотря на беспокойство Карлсона о судьбе изобретения, реальный технологический прогресс все-таки произошел. Большая его часть была достигнута в Battelle, но компания Haloid также начинала увеличивать свое непосредственное участие. К 1948 году Уилсон понял, что компании необходимо сделать некое публичное заявление как для того, чтобы закрепить свои права на идею, так и для того, чтобы выполнить свое правовое обязательство не скрывать важную информацию от своих акционеров, – главное соображение, особенно с учетом того, что фирма Haloid, по существу, поставила свое будущее на карту идеи Карлсона.