Предательство Риты Хейворт - Мануэль Пуиг

Ладно, поговорим о другом, жутко хочется, чтобы ты взглянул на моего карапуза, он такой умница, души в нем не чаю, ночью смотрю, как он спит и рядом безмятежно спит мать, она раздалась, наконец-то ради сына ест как следует, в тело вошла, раньше берегла фигуру, но теперь надо кормить грудью, и она стала есть вволю, набрала положенный вес, сам знаешь: костлявые женщины мне никогда не нравились. Мита страшно боится денежных затруднений, и если она поправляется, то потому, что я не показываю ей всей тяжести положения, с самого начала приучил ее мне доверять.

Вот кто гребет сейчас деньги лопатой, так это управляющий окружным банком, ты его не знаешь, он здесь меньше года, из басков, редкая сволочь, ссудил всех фермеров деньгами, чтобы перекантовались несколько месяцев, но сыр не продавали, пока цена не подскочит до небес. Я видел ссудные бумаги итальяшки Луккетти, так ему выдали под три процента годовых, ниже не бывает, а итальяшка оправдывался, что ему от этого мало пользы, потому что надо делиться с компаньоном из Буэнос-Айреса, при чем здесь Буэнос-Айрес? Врет он, наверняка пройдоха управляющий прикарманивает себе половину барыша.

Я тебе не говорил, но в конце года я пошел к управляющему, когда понял, что, если дожди скоро не начнутся, придется закрывать сыроварню. Сказал ему, что семь работников останутся на улице, а он и бровью не повел. Попросил у него денег, поеду на юг, говорю, там пока нет засухи, и договорюсь с каким-нибудь тамошним фермером, хоть доставка молока и обойдется втридорога, а он не дал ни сентаво. Вот ведь какие есть стервецы.

Я тебе раньше не рассказывал, боялся расстроить, а ты, может, плевать на это хотел, какое тебе дело, загибаюсь я или нет. Это я шучу, не обращай внимания.

Как говорится, Бог берет и Бог дает, главное, верить, что справедливость рано или поздно восторжествует, я в этом убежден, плевать, что сволочной баск набил себе карманы и семь работников очутились на улице, мы-то еще свое возьмем, а баск будет мучиться от диабета, пока не подохнет. Он то и дело к врачу бегает. Я верю, что Бог мне поможет, Хайме, твердо верю, я ведь в жизни никому не делал зла. Лишь бы родня Миты не всполошилась, все шло как нельзя лучше, я продал бычков, купил сыроварню, и сразу же мать Миты написала из Ла-Платы, что они очень довольны, что не обманулись во мне, когда я приехал сватать Миту. Сам знаешь: они для Миты ничего не жалели, всем пожертвовали, чтобы дать ей образование, и совсем не легко отдавать дочь первому же типу, который заявился к ним домой.

Извини за длинное письмо, но сейчас четыре часа, а дел у меня никаких, на следующей неделе повезу одного англичанина, они тут купили поместье в Драббле, на участок Хуанчо Каррансы, англичанин задумал купить поле под пастбище, пока цены на землю низкие, думаю, дело выгорит и на комиссионные я смогу жить полгода, не меньше. У Миты сегодня дежурство в больнице до шести, скоро за ней поеду, к счастью, мы нашли няньку, она не отходит от малыша ни на минуту.

Не знаю, писал ли я тебе в прошлый раз, что мы ждали приезда Аделы, сестры Миты, это та высокая блондинка, которая тебе нравилась. Она провела у нас месяц, на днях уехала, но лучше, когда мы одни: я, жена и сын. Ладно, не буду об этом, не хочу тебя расстраивать. Хайме, я сегодня без конца вспоминал нашу маму, словно она лишь вчера умерла, словно и не прошло столько лет, и казалось мне, что в комнате стоит гроб, а я сижу в углу и смотрю, как ты принимаешь соболезнования от входящих. Ты тогда уже был мужчиной, а я еще мальчишкой, и теперь, когда я сам мужчина и у меня есть сын, я до сих пор не могу смириться с тем, что мама ушла от нас и ее больше нет.

Извини, что пишу о грустном, но сегодня мне особенно хочется увидеть маму и крепко ее обнять. Не знаю, порадовалась бы она тому, как я живу, она мечтала, чтобы я учился в университете и получил специальность, но в конце концов живу я не так плохо и готов отдать что угодно, Хайме, лишь бы она посмотрела на своего прелестного внучка, на его глазенки-виноградинки. Хайме, ты бы хоть писал почаще, я буду рад каждому твоему письму и ни за что не прощу, если ты не съездишь к нашим барселонским родственникам, а как вернешься, расспрошу тебя обо всем в деталях и о том, похожи ли они на нас с мамой. Если похожи на тебя, тогда они страшные бабники, представляю, какого шороху ты навел в Мадриде, небось заморочил голову половине мадридок.

Какие мы с тобой по этой части разные, Хайме. Я, познакомившись с Митой, сразу забыл об остальных женщинах, клянусь, это чистая правда, тебе я бы уж не постыдился признаться, старый ты греховодник. Но ты, по-моему, правильно делаешь, что веселишься вовсю, мне-то что.

Я на минуту прервался, потому что вошла Ампарито, нянька, с малышом на руках, он спал после обеда и сейчас проснулся В шесть поедем на машине за Митой в больницу, ты бы видел, какие горы песка намело на дороге, все кругом высохло, на всем пути ни одного зеленого деревца. Когда мать выходит из лаборатории, личико нашего шалуна прямо светится, пусть его мать живет долгие годы, не дай ему Бог лишиться ее, как довелось мне, пусть живет и растит его мне на радость, воспитывает его как надо, ведь учености и образованности Мите не занимать. В этом смысле мне не в чем ее упрекнуть. И только дела поправятся, я хочу, чтобы она ушла из больницы, обойдемся и без ее жалованья, лишь бы поскорее все прояснилось. Если на той неделе заключу сделку с англичанином, может, на меня найдет и заставлю Миту уволиться в тот же день. Я верю в Бога, он видит, кто достоин хоть капли везения, если бы в жизни не было справедливости и преуспевали такие типы, как управляющий, которого не волнует, что бедные работники остаются на улице, – что бы это была за жизнь?! Ведь хоть какая-то справедливость должна быть.

Скажу тебе то, что никому не хотел рассказывать: перед отъездом Ад елы в Ла-Плату произошел очень неприятный случай. Она уехала во вторник, а за день до этого, в воскресенье, я пошел после обеда в клуб играть в баскский мяч, и когда вернулся, Мита разговаривала с Аделой, они лежали на кровати, и я решил послушать, о чем они говорят. Я тихонько подошел во дворе к окну, хотел посмотреть, не спят ли они, боялся их разбудить, но они разговаривали. Ад ел а говорила, что зря Мита отдает мне жалованье, понимаешь? – что, мол, она сама зарабатывает эти деньги и не обязана отдавать мне все, ну можно половину, не больше, на расходы по дому. Вот сукина дочь! Сам знаешь: в хорошие времена я разрешал Мите каждый месяц посылать матери из жалованья сколько она хочет, но я не виноват, что мне теперь не везет, и последнее время Мита отдавала жалованье целиком.

Ты скажешь, что зря я обращаю внимание на эту чертову куклу, но Мита должна была осадить ее и послать подальше, а она рта не раскрыла, слушала и вроде как соглашалась. Я не сказал Мите, что подслушивал, но она, кажется, поняла, видит, что я хожу какой-то странный, только я не стану требовать объяснений, еще чего. Вдобавок Адела сказала, что зря я дал три песо монахине, которая в то утро зашла к нам и просила деньги на бедных, – да она просто сукина дочь, не верит ни в Бога, ни в черта. Думаю, я сделал верный выбор, рассудительнее и толковее Миты я в жизни женщины не встречал, но она должна была не так ответить этой гадюке, которая доводится ей сестрой. Лучше Миты никого на свете нет, тебе не кажется?