Варвары Крыма - Алексей Бобл

Я слушал внимательно. Делам Марка Сида в Инкермане можно было найти оправдание. Он стравил гетманские Дома — ну что же, рабовладельцы угрожали Херсон-Граду. Но то, о чем говорил карлик…

— Только все равно не один Марк Сед в Херсон-Граде правит. — продолжал он, забирая у меня флягу и снова прикладываясь к. ней. — Есть еще Мкра, она навроде воеводы, ну как все равно Лонгин в Инкермане. Только Лонгин старый, солидный, а Мира молодка, сама подраться не дура, во все походы ходит. Убийца, короче, любит это дело. Лонгин, впрочем, говорят, тоже рубака тот еще.

Я выглянул в окно. За крышами глиняных лачуг виднелась стена Херсон-Града и крошечные фигурки часовых на ней. От площадки со скважиной в ту сторону шла извилистая дорога, и на краю ее вдруг появился мальчишка-оборванец. Меся босыми ступнями грязь, он волочил за собой на веревке волосатую тушку мелкого мутафага. Остановился, разинув рот, в котором не хватало несколько зубов, уставился на «Каботажник». Постоял немного, развернулся и помчался обратно, бросив веревку.

— В общем, так, — решил я, провожая его взглядом. — Надо вначале осмотреться, понять, что к чему. Наведаться в эту «Могилу». Вспомнить хоть что-то еще. А потом уж…

— Ну ты прям как Разин! Все так с ходу решаешь, совета не просишь.

— Что еще за Разин?

— Да был один… — проворчал Чак. — Попался мне как-то. Наемник, но не из омеговцев. Вообще, удивительное дело, как история повторяется. Главное, Разин говорил — у него тоже эта… амнезия! Память, мол, потерял, ничего не помню… Я, правда, не верил ему, а тебе вот верю. Вы и похожи с ним, оба себе на уме. Тока он покрепче с виду, лобастый, кулаки — во, как моя голова, и молчаливый. Ты вроде как тонкий, говоришь больше, и циничный, насмешливый. Он сурьезный был, что твое бревно, а ты хоть улыбаешься…

Куда ты вот это суешься? — спросил он, когда я стал раскрывать двери.

— Езжай дальше сам, я как-то иначе в город проберусь.

— Ну да, щас, проберется он. Когда омеговские патрули везде? Ты не видишь, что ль, — вон часовые. Как ты туда пролезешь? А меня все знают.

— Все равно в «Каботажник» обязательно заглянут. И увидят меня.

— Эх-ма! — махнув рукой, он вышел из кабины в салон и поковылял за трубу с топливными баками. — Не увидят. Только вот одно меня волнует: кто мне за все это заплатит?

Чак присел позади трубы и что-то сдвинул там.

— Ты же получил от Миры деньги, — я подошел к нему. — Сколько ты запросил в последний раз, четыре золотых?

— Четыре золотых рубля! — при упоминании денег глазки Чака сверкнули. — Но успел получить тока рубль задатку еще в самом начале…

— А как вы с ней расстались? С ней и отрядом?

— Как расстались? Кинула она меня! Обманула баба мерзкая. После того как ты вывалился вместе с тем херсонцем, мы еще катили какое-то время и от варваров ушли. Остановились. Я сказал: надо «Каботажник» поремонтировать чуток. А она заявила, что они теперь пехом пойдут. Я грю: а деньги? Сам управила тебе велел платить! А она мне ствол в нос сунула и еще по морде дала. На том и разошлись.

— Значит, я отдам тебе остальное.

— Да нет у тебя денег. Ты ж, сам говоришь, не управила, так откуда они у тебя?

— Найду.

— Да не найдешь ты ничего. — Карлик слегка сдвинул в сторону квадратный лист железа, запустив под него руку, подергал что-то и выпрямился, поднимая лист как крышку. Открылся темный отсек, пахнуло машинным маслом.

— Короче, я тебе помогу в город попасть, а там и до «Крылатой могилы» доведу. А ты меня обещаешь к той штуке провести, которую под Крымом нашел.

— Может еще оказаться, что ничего я там и не нашел.

— Может, и так. Но если да — я в деле. По рукам? Если согласен — тады ладно, тады мы с тобой напарники, и это начало прекрасной дружбы. Конечно, управиле херсонскому ни одна гиена облезлая не поверит, но ты-то вроде как не управила все же? А мне страсть как хочется до той штуки добраться. Вдруг там кремний?

— Хорошо, — сказал я. — Что это за отсек?

— Товар всякий я там вожу иногда. Оружие или еще что… Давай, лезь. Или темноты боишься? Проедем ворота, и в городе я тебя обратно выпущу. Ты, главное, вот что запомни: в городе нам все быстро надо будет делать. Я «Каботажника» в мастерскую загоняю — и сразу идем в «Крылатую могилу». Там попробуем выяснить, что к чему. И уже ночью надо наружу валить. Потому что, как ни крути, Инкерман сильнее Херсон-Града. И когда гетманы Херсон окружат… Конец городу и всем, кто в нем, понял?

Невзирая на уверения карлика, что его все знают, «Каботажник» обыскали — часовые боялись, что шпионы гетманов проникнут в город и устроят диверсию.

Я лежал в подполе, а над головой бухали кованые сапоги. Темнота, стук и глухие голоса вызвали новый приступ, который перенес меня в бетонную комнату, к искрящей машине и человеку в мешковатой хламиде с электродами в руках. Я почти разглядел его лицо — но так и не смог вспомнить.

Потом шаги и голоса стихли, «Каботажник» поехал дальше. Снова встал, после чего карлик поднял крышку люка.

— Только ты в окнах особо не отсвечивай, — предупредил он, возвращаясь в кабину. — Осторожно как-то выглядывай. Портрет у тебя очень уж приметный, а омеговцы и местные сейчас настороже.

Мы долго ехали между приземистыми домами, сложенными из камня. Вокруг сновали озабоченные херсонцы, часто проезжали открытые машины или запряженные манисами повозки, несколько раз мы видели велотележки с легкими жестяными кузовами. В некоторых лежал груз, в других на низких лавках сидели пассажиры.

Карлик трижды тормозил, пропуская отряды омеговцев. Во главе последнего двигался бронированный грузовик, с низкой покатой кабиной, на крыше которой за оградкой из прутьев сидели вооруженные солдаты в черном.

— Ты гляди! — Чак повернул, чтобы разминуться с машиной. — Прям Замок Омега какой-то. Столько солдатни напустили! И на воротах они стояли, потому и проехать сложно было: только один охранник знакомый, из местных, остальные наемники.

Он снова повернул, по широкой дуге огибая площадь вокруг Большого дома, и вскоре мы оказались возле дома механика Бурчуна.

Это оказался один из тех ангаров, о которых рассказывал карлик. Едва не на треть погрузившийся в землю, с поросшей кустарником крышей и двумя ветряками в передней и задней части. Открылась калитка в широких воротах, наружу вышел угрюмый пожилой увалень с толстощеким лицом и всклокоченными, присыпанными жестяной трухой волосами, в комбезе с закатанными до колен штанинами и дырявых ботинках. Он хмуро кивнул выскочившему из автобуса Чаку и потопал назад открывать ворота.

Под стенами гулкого ангара стояли длинные железные столы со всякой рухлядью, над ними висели полки с инструментами, на крюках — шины и ржавые колесные диски, мотки кабелей, крышки люков, решетки, погнутые ведра. Пахло машинным маслом и керосином.