Лимб - Юлия Лим

Костя молчал, пока Язва разведывала обстановку в квартире, оставив его в своей комнате. Она принесла горячий чай на подносе, поставила на стол и закрыла дверь на шпингалет. Из одежды на ней остались короткая черная футболка и черные лосины. Гостю Язва дала мужские тапочки, подходящие по размеру, а сама ходила в серых шерстяных носках.

– Вот, пей. У тебя сейчас нос и уши отвалятся. – Она протянула ему чай.

– Спасибо.

– Я его пью без сахара, а ты? – спросила она.

– Тоже.

– Вот это совпадение. Сплошная экономия. – Язва тихо засмеялась, пригубив чай. – Давай рассказывай, что у тебя случилось.

Костя поднял настороженный взгляд, как собака, решающая, довериться человеку или откусить ему пальцы.

– Ты уверена? – уточнил он.

Язва кивнула. Ее взгляд скользнул по лицу Кости, она подняла руку, едва он открыл рот.

– Подожди-ка… – Она вышла, вернулась через минуту с парой ватных дисков, пластырем и антисептиком. Язва села рядом, плеснула жидкость на ватку. – Сейчас пощиплет, – предупредила она и смазала царапины. Костя не издал ни звука. Язва подула на его ранки. – Все. Рассказывай. – Ярослава приклеила пластырь и осторожно разгладила его.

– Ну… я поругался с мамой.

– А, с той великолепной женщиной.

– Откуда ты ее знаешь?

– Видела вас в больнице. Я сидела в очереди к терапевту, а твоя мама громко говорила что-то про обезболивающие. Это все, что я слышала.

– В тот день я пытался переубедить ее вместе с врачами. Я… в общем, в феврале в аварии я повредил правое запястье. Я скрипач. Когда играю, запястье болит. Мама хочет сделать из меня великого музыканта. – Костя поднял руку, с трудом сжал пальцы один за другим. – Она понятия не имеет, как это сложно.

– Мы тоже в нее попали. – Язва поставила чай на поднос. – У меня в ноге стояла пластина. Ты… потерял кого-нибудь в аварии?

– Нет, нам повезло.

– А у меня умер папа. – Она покачала головой и обхватила кружку руками. Ее взгляд затуманился. – Мы просто ехали домой. Ехали и ругались, как обычно. Он запрещал мне ездить на мотоцикле, боялся, что я разобьюсь или меня кто-нибудь на машине собьет. – Язва прикусила губу, стараясь не заплакать, и прошептала: – До сих пор его последние слова не выходят из головы.

– Что он сказал?

– «Однажды все закончится тем, что кто-то пострадает». – Она смахнула подступившие слезы. Затем подняла виноватый взгляд и улыбнулась: – Прости, я… просто никак не могу с этим смириться. И что было дальше?

Костя медлил. Заметив его смущение, Язва фыркнула:

– Рассказывай уже. Я не собираюсь тебе плакаться о мертвом отце. Высказалась, и полегчало.

Левицкий неловко кивнул и после паузы продолжил:

– У моей младшей сестры истощение, а мама гоняет ее по разным кружкам. Я наорал на мать, сказал, что она должна прекратить это. Я никогда ей не возражал и теперь не знаю, что делать и куда идти. Домой возвращаться не хочется.

– Тогда переночуй у меня, – предложила Язва.

– Как я могу?

– Просто будешь спать в моей кровати сегодня. Никто не умрет, если тебя не будет дома одну ночь. Тебе уже сколько?

– Семнадцать.

– Тем более! Я дам тебе что-нибудь из папиной одежды. Запасной щетки у меня нет, почистишь зубы пальцем.

– А ты где будешь спать?

– Тоже на кровати. Тут места нет. – Язва кивнула на мотоцикл, занимающий бо´льшую часть комнаты. Костя смущенно кашлянул. Она встала, достала из шкафа футболку и спортивные штаны, чистые носки. – Пошли.

Язва проводила гостя в ванную. Чтобы не смущать его, она ушла в комнату, где переоделась в пижаму лавандового цвета. Когда Костя вернулся, она улыбнулась. В футболке и домашних штанах он выглядел иначе. Язва поймала себя на мысли, что беззастенчиво пялится на него.

– Тебе идет папина одежда. Ложись. – Она откинула одеяло на разложенном диване. Язва не собирала его, предпочитая спать посередине, а не жаться в угол.

Умывшись, она вернулась, распустила светлые волосы, бросила резинку на стол и выключила свет. Закрыла дверь на задвижку, чтобы мачеха не заходила к ней утром, и залезла в кровать.

Костя лежал к ней спиной, прижавшись к стене.

– Эй, ты спишь? – позвала Язва.

– Еще нет.

– Расслабься и ляг поудобнее. – Она тряхнула его за плечо. Костя повернулся и испуганно взглянул на нее. – Ты что, ни разу с девушками не спал?

– У меня не было времени. – Он покраснел. Язва захихикала.

– О, тогда не переживай. Я не буду приставать к тебе. И кусать за бочок – тоже, – пообещала она с серьезным видом.

Костя закрыл глаза.

– Не боишься, что я могу оказаться психом или маньяком? – шепотом спросил он.

– Нет.

– Почему?

– Если бы ты им был, то уже давно бы убил меня или еще чего похуже сделал.

Проснувшись, Костя нащупал мобильник и отключил установленные будильники. Ярослава еще спала и выглядела намного милее, когда не хмурилась и не ругалась.

Костя выбрался из кровати, взял свою одежду. На цыпочках он добрался до двери, бесшумно открыл шпингалет и вышел. Прошел к ванной, открыл дверь. Кто-то схватил его за руку. Костя подпрыгнул от неожиданности, выронив одежду.

– Тихо, юноша, – прошептала женщина. – Я просто хочу с тобой поговорить.

Она провела его в кухню, усадила на потертый угловой диван и поставила перед ним кружку.

– Какой чай любишь: черный или зеленый? – поинтересовалась она, держа заварочный чайник.

– М-м-м… черный.

– Отлично. – Женщина налила ему заварки, добавила в чашку кипяток и достала из холодильника лимон. – Будешь?

Костя покачал головой.

– Сахар на столе. – Она села рядом, бросила дольку лимона себе в кружку и улыбнулась. – Меня зовут Олеся, я мама Ярославы.

– О-очень приятно. Я Конс… Костя, – представился Левицкий. Его голос подрагивал.

– Ты встречаешься с моей девочкой?

– Н-нет. – Костя отхлебнул чая, закашлявшись от его крепости.

– Она не приводила домой мальчиков. Значит, ты особенный, – сказала Олеся. – Позаботься о ней. Ярочка очень страдает без папы, постоянно срывается из-за пустяков. Если ты будешь с ней, – она взяла руку Кости в свою, он ощутил нежность ее пухлой ладони, – она перестанет нарываться на неприятности.

– О чем вы говорите? – тихо спросил Костя.

– Она гоняет на мотоцикле без прав, курит мне назло, не ходит на уроки и устроилась на работу, о которой я ничего не знаю. – Олеся тяжело вздохнула. – Боюсь, что однажды совсем перестану ее понимать, а потом будет поздно.