Звезда Полынь - Вячеслав Рыбаков

— Читал вашу последнюю статью.

Бабцев напрягся.

— Вы серьезно считаете, что мы жулики?

— Хотелось бы убедиться в обратном, — выжидательно проговорил Бабцев.

Алдошин, или как его, картинно улыбнулся. Зубы у него были отремонтированы по-западному, только что зайчики не брызнули от них.

— Вам-то уж, как поборнику демократических ценностей, следовало бы помнить о презумпции невиновности. Доказывать вину обвиняемого должен обвиняющий, а не наоборот. Иначе сталинизм какой-то получается.

Краем глаза Бабцев заметил, что Корховой с подругой, всех пропустивши вперед себя, тоже взошли в мягко освещенную глубь автобуса, и лишь старательно нейтральный, примирительный Фомичев зачем-то в одиночестве ждет у двери.

— У нас что ни делай — все сталинизм получится, — парировал Бабцев, тоже улыбнувшись.

— А не у нас?

— А не у нас — это не моя боль.

— Хорошо, погуляйте, Валентин Витальевич. Застолье продлится часа два, а ходьбы тут не слишком много, город маленький.

Оказывается, он помнил, как Бабцева зовут. А вот Бабцев его имени не помнил. Неловко и неприятно. Скорей бы остаться одному.

— Хорошо.

Алдошин — кажется, все-таки Алдошин — кивнул и пошел к автобусу. Сделал красноречивый жест терпеливому Фомичеву и, пропустив его, как гостеприимный хозяин, перед собой, последним шагнул внутрь; гуськом они поднялись в высоко над землей вознесенный салон. Мягко вздохнув, дверь каруселью поехала на своих изогнутых сверкающих рычагах и втянулась в пазы. Незлобиво рокотавший на холостом ходу дворец на колесах, сам с собой перемаргиваясь яркими блямбами сигналов, тронулся с места. Покатил. Укатил.

Бабцев остался один.

Наконец-то стало тихо.

Оказывается, они только делали вид, будто не замечали Бабцева и не выделяли его среди остальных. Будто не читали его. Читали. Но вовсе не собирались объясняться и оправдываться. Какая-то сила угадывалась за ними… Сила не чета мелко наглому, но навсегда испуганному, навсегда не уверенному в себе Кремлю, торчащему над страной на трухлявой ножке своей вертикали, точно скособоченная шляпка насквозь червивого, проеденного слизнями гриба, только ли чьи-то огромные деньги? Интересно…

Бабцев неспешно двинулся проспектом Абая к далекой Сыр-Дарье. Проспект был прям, будто его пробил падающий по касательной метеор.

А ведь будь это не здесь — прекрасный вечер. Тепло. Азиатские звезды искрятся, даже свет фонарей не глушит их, только застит малость, скрадывая бесчисленную мелочь. Зелени много, деревца и кустарники клубятся беспросветно, как вылитая в чуть фосфоресцирующую воду тушь. Мирные скамейки неназойливо манят посидеть, подумать, с удовольствием погрустить о чем-нибудь совершенно несмертельном. Даже как-то уютно — потому что патриархально, что ли… Детством веет.

Ага. За детство счастливое наше — спасибо, родная страна.

Вот. Вот откуда ощущение покоя и какой-то необъяснимой защищенности. Вот куда запущены подлые щупальца ассоциаций, подсознательных воспоминаний… Ну, нет. Не дамся.

Впереди уже предупредительно светится стела «Байконур», жалкая и помпезная, как все здесь. Говорит: не верь! Очередная елда, только не летучая. И конечно, с претензией на всемирность: ажурный земной шар на колу, и кругом него наша, понимаете ли, р-русская орбита…

Малолюдно… Работящие, рано ложатся. А может, у них тут комендантский час, только нас о том не предупредили, чтоб не пугать? Были уверены, что мы от автобуса ни шагу. А что? При таком обилии КПП на въездах это было бы вполне логично. Сейчас подойдет патруль и по-русски вломит в хайло за отсутствие подписанного гаулейтером аусвайса…

Так он ядовито пошучивал сам с собою, медленно шагая по проспекту имени казахского обожателя русских Абая, но в глубине души был на самом-то деле уверен: никакой патруль ему не грозит.

А вон перед входом в один из домов сидит на скамейке человек, и ему тоже, кажется, невесело.

Военный.

Бабцев и так-то шел неторопливо, а теперь еще замедлил шаги. В плывущем свете окон рисовался на светлом фоне допотопной скамьи лишь силуэт. Потом, два шага спустя, проклюнулись глаза — и оказалось, что они уставлены на него, Бабцева.

Человек курил.

Через мгновение Бабцев понял, что они недавно виделись. Это был мрачный майор, который в мотовозе тоже, как и Бабцев, отказался пить из КПСС.

Под пристальным взглядом Бабцев невольно остановился.

— Тоже не поехал праздновать? — вдруг спросил в тишине майор.

Бабцев не ответил.

Ему показалось, что майор, не пригубивши при всех, где-то успел как следует догнаться за те сорок-сорок пять минут, что прошли с момента прибытия мотовоза на «Городскую».

— Правильно, — сказал майор. — Что тут праздновать? Рутина… Противно, правда?

Бабцев сделал нерешительный шаг к нему.

— Садись, — сказал майор и, приглашающе подвинувшись, похлопал по скамейке рядом с собой. — Закуришь?

— Спасибо, — решился Бабцев, — закурю.

Он быстро подошел к нежданному собеседнику и сел рядом с ним.

Да, припахивало свежевыпитым.

Майор протянул Бабцеву пачку дешевых сигарет, потом выщелкнул язычок огня из зажигалки. Бабцев наклонился, прикурил. Ох, не «Мальборо»…

Но это может оказаться много интереснее всего предыдущего дня. В голове по-рыбьи задергалась, оживая, первая фраза: «Когда же мне удалось поговорить с одним из офицеров космодрома без свидетелей, вне бдительного ока начальства, он смог быть более откровенным…»

— Выпить не предлагаю, — сказал майор. — Видел, как тебя скрючило.

— Ты тоже не стал, — в тон майору ответил Бабцев.

— Ну, от меня-то мое не уйдет. А вообще ты прав. Придуманное веселье.

— Почему?

Майор помолчал.

— Потому что это поражение.

У Бабцева засосало под ложечкой от пробуждающегося азарта. Он устроился поудобней и затянулся едким простонародным дымом, постаравшись сделать это как можно более по-свойски.

— Кто кого?

— Они — нас.

— Чего-то не въезжаю, — непроизвольно переходя на язык низов, пришпорил беседу Бабцев. Майор посмотрел на него немного насмешливо.

— Чего ж тут не въехать, — сказал он. — Торгаши и сюда добрались.

У Бабцева чуть вытянулось лицо.

— Понятно, — сказал майор. Надо было отдать ему должное: он оказался чутким и подмечал малейшее изменение настроения собеседника. — Ты об этом не напишешь, конечно. Вы же все на их стороне.

— Кто мы и на чьей стороне?

— Пресса и бизнес.