Потерявший надежду - Колин Гувер

Просто я не хочу, чтобы для нее это было несущественным. Когда я прикасаюсь к ней, мне нужно, чтобы она это почувствовала. Чтобы все, что я ей говорю и делаю с ней, было существенным.

Вчера вечером, когда она призналась, что ничего не чувствует, когда ее целуют, с моим сердцем произошла эта странная вещь: оно как будто сжалось. Я встречался со многими девчонками, хотя ей этого не говорил. И ни на одну из них мое сердце не отзывалось так, как на нее. Я сейчас не говорю о сердечном чувстве к ней, поскольку, если быть честным, почти ее не знаю. Я говорю о физической реакции моего сердца на нее. Каждый раз, как она заговаривает, улыбается или, боже сохрани, смеется, мое сердце немедленно отзывается на это. Меня это бесит, но в то же время мне нравится, и я начинаю к этому привыкать. Стоит ей заговорить, как биение в груди напоминает мне: там еще что-то есть.

Потеряв Хоуп, я лишился огромной части своей души. В прошлом году я был убежден, что смерть Лесс унесла остатки моей души. Но, проведя последние два дня со Скай, я в этом усомнился. Пожалуй, все это время внутри у меня было не так пусто, как я полагал. Что бы там ни было, моя душа спала, а Скай постепенно пробуждает ее.

С каждым словом и каждым брошенным на меня взглядом она неосознанно вызволяет меня из этого многолетнего кошмара, в котором я жил, и я хочу, чтобы она продолжала это дело.

Черт побери…

Разжимаю кулак и подношу руку к ее волосам, рассыпанным по моей груди. Беру прядь и наматываю на палец, не сводя глаз с ее рта, пока она читает. Ловлю себя на том, что то и дело сравниваю ее с Хоуп, несмотря на старания этого не делать. Пытаюсь вспомнить, какими в точности были глаза Хоуп и были ли у нее на переносице такие же четыре веснушки, как у Скай. Каждый раз, принимаясь сравнивать их, сам себя останавливаю. Теперь это не имеет значения, не стоит об этом думать. Скай доказала, что она не может быть Хоуп, и мне надо принять это. Невозможно представить себе, что девочка, которую я когда-то потерял, лежит у моей груди, и я наматываю на палец прядь ее волос… Мне необходимо мысленно разделить их, пока я не совершил какую-нибудь глупость, например не назвал Скай другим именем.

Это был бы отстой!

Замечаю, что губы ее сжимаются в тонкую линию, и она перестает читать. Это очень обидно, потому что движение ее губ меня просто гипнотизирует.

– Почему перестала говорить? – спрашиваю я, не глядя ей в глаза.

Не отрываю взгляда от ее губ, надеясь, что они снова зашевелятся.

– Говорить? – переспрашивает она, искривив губы в усмешке. – Холдер, я читаю. Это совсем другое. А тебе, похоже, и дела нет.

Досада в ее голосе вызывает у меня улыбку.

– Ну как же, есть. – Я приподнимаюсь на локтях. – До твоих губ. Может быть, не до слов, которые с них слетают, но до самих губ – точно.

Я выскальзываю из-под нее, и она оказывается на спине, потом перемещаюсь вниз и ложусь рядом с ней. Притягиваю ее к себе и снова начинаю забавляться с ее волосами. То, что она совершенно не противится, означает лишь, что весь остаток треклятой ночи мне придется бороться с собой. Она уже дала мне понять, что хочет поцелуя. И черт меня побери, если мне придется еще хуже, чем в тот момент, когда я оставил ее у холодильника!

Блин! От одной мысли об этом я завожусь почти так же, как если бы это происходило на самом деле.

Выпускаю прядь ее волос и смотрю, как мои пальцы прижимаются к ее губам. Не знаю, что происходило за последние пять секунд, но сейчас я смотрю на свою руку, которая слегка прикасается к ее губам, словно я утратил контроль над собственными конечностями. У моей руки собственный разум, но мне наплевать… и я не хочу ее останавливать.

Чувствую на кончиках пальцев ее дыхание, и, чтобы сфокусироваться на чем-то ином, помимо желания, мне приходится кусать себя за щеку изнутри. Ибо сейчас важны не мои желания, а ее. И я очень сомневаюсь, что она хочет попробовать мои губы так же сильно, как я – ее.

– У тебя красивый рот. – Я продолжаю медленно поглаживать его кончиками пальцев. – Не могу наглядеться.

– Надо попробовать на вкус, – говорит она. – Он восхитительный.

Святые угодники!

Я зажмуриваю глаза и склоняю голову к ее шее, заставляя себя не смотреть на эти губы:

– Прекрати, шалава злая.

Она смеется:

– Ни за что. Это ведь ты придумал дурацкое правило, почему я должна его выполнять?

О господи! Для нее запреты на поцелуи – это игра, и она будет бесконечно дразнить меня. Не могу этого позволить. Если я поддамся и поцелую ее, пока она еще не готова, то не смогу остановиться – я это знаю. Не представляю, что сейчас творится в моей груди, но мне в самом деле нравится быть рядом с ней. Если у меня получится затянуть все это, чтобы она почувствовала то же, что и я, то именно так я и поступлю. Даже если потребуется несколько недель, чтобы довести ее до этой точки, я буду ждать неделями. А между тем сделаю все возможное, чтобы ее следующий первый шаг стал значительным.

– Потому что ты знаешь, я прав, – объясняю я, почему ей нужно помочь мне в выполнении этого правила. – Мне нельзя тебя целовать, потому что поцелуи заводят дальше и еще дальше, а при нашем темпе к следующим выходным у нас иссякнет запас первых шагов. Разве не хочешь растянуть?

Отодвигаюсь от ее шеи и смотрю на нее сверху вниз, вполне сознавая, что между нашими губами расстояние меньше, чем между телами.

– Первые шаги? – с любопытством спрашивает она. – А сколько их?

– Не так уж много, вот почему лучше растягивать. Со дня знакомства мы уже прошли их немало.

Она наклоняет голову, и на лице ее появляется очаровательно-серьезное выражение.

– Это каких же?

– Самых простых. Первое объятие, первое свидание, первый сон вместе (правда, я-то не спал). Осталось совсем немного. Первый поцелуй. Первый сон, но уже без сна. Первая свадьба. Первый ребенок. Потом все кончится. Жизнь станет приземленной и скучной, и мне придется развестись с тобой и жениться на женщине на двадцать лет моложе, чтобы все началось сначала, а ты погрязнешь в домашних хлопотах. – Я с улыбкой прижимаю ладонь к ее щеке. – Понимаешь, детка? Все для твоего блага. Чем дольше я тяну с поцелуем, тем больше пройдет времени, прежде чем я вынужден буду оставить тебя на бобах.

Она смеется, и от этого звука мне становится трудно дышать, поскольку в горле появляется огромный комок, и я с трудом сглатываю.

– Жуткая логика, – говорит она. – Ты мне теперь не так уж и нравишься.

Вызов принят.

Плавным движением я ложусь сверху, удерживая вес на руках. Если я сейчас прикоснусь телом к любой части ее тела, то мы очень быстро перейдем ко вторым и третьим шагам.

– «Не так уж»? – глядя прямо ей в глаза, спрашиваю я. – Значит, было «очень даже»!

Ее глаза темнеют, и она качает головой. Вижу, как чуть заметно шевелится ямка у основания горла, когда она сглатывает, перед тем как заговорить.