Медовый траур - Франк Тилье

Она показала на красный крестик:

– Заброшенная линия проходит вблизи «Аксо» и Бельвильского кладбища. Судя по этому плану, верхняя часть тоннеля располагается в среднем на глубине четырех метров под землей. Другими словами, начав рыть из какого-нибудь самого по себе углубленного места, например из подвала или из могилы, можно легко и быстро добраться до свода.

Я вздрогнул от резкого щелчка.

– Шарко, вы меня слушаете? – повысив голос, спросила комиссарша.

Я кивнул.

– Хорошо… Кроме того, туда вроде бы можно проникнуть через вентиляционные ходы, соединяющие «Аксо» с третьей и седьмой линией. Вообще-то, со стороны «Аксо» они были заложены, но их вполне могли и открыть… Если эти проходы существуют, они крайне опасны, потому что выводят в тоннели с рельсами, по которым ходят поезда.

Я повернул к себе план и стал рассматривать обведенную зону:

– Вальдес говорит, что не знает, где там вход, ему каждый раз завязывают глаза. Говорит, надо минуты три-четыре подниматься и спускаться по лестницам и даже выходить на поверхность, возможно – на кладбище. Вот почему, наверное, этот… черный рынок работает только в новолуние. Полная темнота, нечего опасаться, что заметят…

Комиссарша отбросила с лица рыжую прядь. Ее прическа, еще днем безупречная, теперь напоминала взорвавшуюся туманность.

– У нас слишком мало данных и слишком мало людей для того, чтобы оцепить весь участок, – сказала она, озабоченно морща лоб. – Проникнуть без разрешения на станцию можно, по идее, из любой лавки, любого дома рядом с линией. И если вы туда спуститесь, прикрывать вас будет некому. Операция крайне рискованная, меня это… смущает.

– Я сознаю опасность, но… но, поскольку у нас неожиданно появился способ приблизиться к этим продавцам насекомых-убийц и сегодня новолуние, надо рискнуть.

Поло Санчес робко подал голос:

– Прошу прощения… А я-то здесь зачем?

Я повернулся к нему:

– Ты – мой ключ от храма.

Молодой инспектор смотрел на меня, ничего не понимая. Я протянул ему мобильник Вальдеса:

– По тем сведениям, которыми располагает комиссар Дель Пьеро, Вальдеса посадили в девяносто пятом за торговлю наркотиками и он провел пять лет в тюрьме Френ. Я скажу Опиуму, что был его сокамерником. Как-нибудь его уболтаю, но он, конечно, будет настороже и позвонит на этот номер, чтобы мексиканец подтвер… – Внезапно капля пота обожгла мне роговицу, и я вскочил как ужаленный. – Черт! Достала меня эта проклятая жара!!!

Дель Пьеро пристально посмотрела на меня, сжала губы и не произнесла ни единого слова. Я не стал садиться, продолжил свои объяснения стоя:

– Из… вините. Ты… родился в Испании. Акцент у тебя почти такой же, как у этого подонка Вальдеса. Выдашь себя за него. – Я помахал фальшивым удостоверением личности, оставшимся у меня с тех лет, когда я работал в бригаде по борьбе с бандитизмом. – Меня зовут Тони Шарк. Запомни это имя хорошенько…

Санчес развел руками:

– Но я же ничего не знаю про эту мексиканскую сволочь!

– Значит, придумай, как выкрутиться! У тебя есть еще час до того, как я там появлюсь, – иди к Вальдесу, поговори с ним, заучи его интонации! Действуй! В конце концов, не так уж это сложно!

Мне не понравилось, как он переглянулся с Дель Пьеро, перед тем как выйти, пообещав на прощание:

– Сделаю все, что смогу…

А как только мы остались одни, комиссарша потерла виски и начала:

– Франк, мне неприятно вам это говорить, но вы явно не в форме. Вы очень легко раздражаетесь, у вас трясутся руки… Боюсь, что ваше состояние не позволит вам сегодня вечером…

Я набрал в грудь побольше воздуха:

– Вы тоже решили поиграть в психолога? Так вот. Мое… состояние, напротив, станет преимуществом. Они тем легче мне поверят, чем меньше я буду похож на комиссара полиции.

Дель Пьеро барабанила ручкой по столу:

– У вас всегда и на все есть ответ, да? Сколько времени вы сможете продержаться?

– Дольше, чем вы.

Она не обратила внимания на мои слова:

– Этот Опиум, несомненно, встречался с нашим убийцей. Может быть, лучше обратиться к нему напрямую, допросить, заставить отвечать…

– Не зная, что там происходит? Нет уж, без этого мы рискуем устроить невообразимый бардак. Давайте-ка я все-таки сначала там пошарю.

Она подвигала губами вправо-влево:

– Что мы знаем об Опиуме?

– Здоровенный бритоголовый сенегалец с кольцом в носу. Больше Вальдес ничего сказать не захотел.

Она сузила свои кошачьи глаза:

– А по-моему, он наговорил немало… Меньше всего он похож на слабака, но я видела, как он на вас смотрел. Как будто он вас… боится.

Я щелкнул зубами – ни дать ни взять акула:

– Должно быть, эффект Шарко…

Она, заставив себя улыбнуться, развернула на столе план восточной части Парижа:

– Ну ладно! Мы поставим двоих на углу проспекта Гамбетта, еще двух человек – на улице Аксо. Кроме того, пошлю туда группу захвата на случай, если возникнут проблемы. Но… только не переусердствуйте! Спускаетесь, засекаете подозрительных торговцев и поднимаетесь. Мы аккуратно возьмем их на выходе и будем надеяться, что они смогут вывести нас на убийцу. Это наиболее… оптимистичный сценарий.

Я кивнул. Она оперлась подбородком на руку, окинула меня быстрым оценивающим взглядом и прибавила:

– А если убийца там, внизу? А если вас каким-то образом застукают? Если дело обернется плохо? Вы ведь туда пойдете без оружия! Франк, это крайне опасно!

– Именно это мне и нравится в моей работе. Да и вообще, разве у нас есть выбор?

Она сжала челюсти.

– Сейчас позвоню в бригаду по борьбе с бандитизмом. А вы пока берите людей и идите туда. И… и будьте предельно осторожны… Я останусь здесь и буду на радиосвязи с теми, кто останется наверху.

Я нервно усмехнулся:

– Вам бы поспать часок-другой. Завтра, скорее всего, будет очень трудный день.

– Бросить расследование? Вы спятили или что?

Она откинулась на спинку кресла, и ее лицо поглотила тень.

– Не знаю, стоит ли говорить вам об этом, но… у меня плохое предчувствие… Очень плохое предчувствие…

«Убус» пристроился на границе Девятнадцатого и Двадцатого округа, за рядами складов, зажатый между высокой оградой западной стороны Бельвильского кладбища и крохотной витриной африканской лавочки.

Вывеска держалась на честном слове, черепица растрескалась, бетонных стен не видно под слоем грязи. Для того чтобы это заведение показалось приветливым, надо иметь очень богатое воображение.