Полет Ворона - Дмитрий Вересов

Вскоре после этих перемен, никак, впрочем, не отразившихся на Тане, в дверь ее квартиры раздался звонок. Времени было одиннадцатый час, и Таня, не сомневаясь, что это Иван, открыла дверь и, не глядя, сказала:

— Раздевайся, мой руки. Мясо в латке, каша в подушках.

— Очень кстати, — раздался знакомый насмешливый голос. — Ты всех гостей так встречаешь?

На пороге стоял ухмыляющийся Никита с кожаной папочкой в руках. Таня смутилась. Она была в переднике, тренировочных брюках, растрепанная. А на нем была моднейшая кожаная куртка, новенькие джинсы «левайс» и высокие замшевые ботинки стиля «плейбой».

— Заходи, — сказала она. — Посиди на кухне, я быстренько переоденусь.

— Пустое. Во всех ты, душечка, нарядах хороша. — Он наклонился и по-братски чмокнул ее в щеку. — Лучше ужином накорми.

Она улыбнулась, уже оправившись от неожиданности.

— Ты к Ивану или просто поужинать? — улыбнувшись, спросила она.

— К тебе, царица души моей. К тебе и только к тебе… На что нам двоим какой-то Иван?

— Все шутишь?

— Какие тут шутки? Ведь не для него я принес вот это. — Он потряс в воздухе папкой. — Он-то это видел, слышал, нюхал, осязал и кушал вдоль и поперек… Пойдем?

Они пошли на кухню, и Никита выложил содержимое папки на чистый стол. Таня, ставившая на стол тарелки, заглянула через его плечо.

— Так я тоже видела Ванькин сценарий, — сказала Таня. — Нюхала и кушала.

— Осведомлен, — кивнул Никита. — Только теперь я призываю тебя прочесть оное произведение другими глазами.

— Это какими же?

— Глазами непосредственной участницы творческого процесса.

У Тани дрогнуло сердце. Стараясь сохранить невозмутимый вид, она сказала требовательно:

— Ты не темни давай. А то с твоими подходцами всю душу вымотаешь.

— Короче, по предварительному согласованию с режиссером картины Терпсихоряном Эдгаром Арамовичем я уполномочен предложить вам, сударыня, роль… Роль — это, конечно, сильно сказано. Ролька, на грани эпизода, но надо же с чего-то начинать.

— И кто же я там буду? — спросила Таня, хорошо знавшая «Особое задание».

— Ты там будешь Лида.

— Что-то не припомню я никакой Лиды.

— Да как же? Комиссарша, председатель партячейки в ЧК, влюбленная в Илью Тарасова…

— Да она ж там и появляется только пару раз…

— А ты сразу хотела главную роль? Кстати, в этом сугубо мужском произведении нет ни одной крупной женской роли. Знаешь ли ты, что отсюда следует?

— Что?

— Что даже самая мелкая роль становится крупной. Диалектика.

— Не понимаю. Ну ладно, давай сценарий.

Пока он сидел, ел, читал с ней на пару эпизоды с ее участием, поправлял интонации, отрабатывал жесты, чтобы назавтра она предстала перед режиссером в лучшем виде, она еще храбрилась. Но когда он, уже заполночь, удалился, назначив ей свидание в двенадцать ноль-ноль у входа на «Ленфильм», она еще раз перечитала свои сцены — всего их было две — и расплакалась. Ничего у нее не получится. Ну ничегошеньки… Люди вон сколько лет учатся этому делу, институты специальные заканчивают, а она, можно сказать, с улицы пришла и хочет в киноактрисы попасть. Не бывает так.

Но роль свою, состоящую всего из шести реплик, она выучила на совесть, не спала всю ночь, утром кое-как привела себя в порядок, напилась кофе и как шальная помчалась на метро. Время она, конечно, рассчитала неправильно, оказалась в назначенном месте на сорок минут раньше положенного и слонялась по вестибюлю между входом и вахтой, читая приказы по студии и объявления месткома, поминутно поглядывая то на большие электронные часы над бюро пропусков, то на собственные, наручные, и не знала, куда себя девать. Увидев проходящего через вахту Никиту, она кинулась ему навстречу. Он хмуро посмотрел на нее.

— Ты что так рано?.. Впрочем, все равно, я тебя раньше двух Терпсихоряну показать не смогу, да и сам освобожусь вряд ли. Ты пойди пока, погуляй. Мороженого скушай.

Таня медленно пошла по Кировскому, убежденная, что никогда больше не переступит порога студии. Топтание в вестибюле и весьма нелюбезное поведение Никиты начисто отбили у нее всякую охоту сниматься в кино. Почему-то ей показалось, что ничего более унизительного ей в жизни не доводилось испытывать.

Тем не менее смотрины успешно состоялись. Таня ожидала, что попадет в зал, набитый другими соискательницами, под прожектора, под суровые очи многочисленной комиссии, но Никита длинными извилистыми коридорами потащил ее на третий этаж и втолкнул в неприметную дверь, на которой красовалась картонная табличка: «Э. Терпсихорян, режиссер». Он предстал перед Таней в полный, не слишком внушительный рост. Таня отметила кожаный пиджак, в точности такой же, как у Никиты, — униформа у них такая, что ли? — рыжие усы, крупный нос, очки в пол-лица.

— И что надо? — недружелюбно спросил Терпсихорян. — А-а, это ты мне привел эту… как ее там… Лиду, что ли?

— Да, — сказал Никита. — Знакомься: Татьяна Ларина.

— Ну ты даешь! — сказал Терпсихорян. — Одно имя чего стоит! И где ты их берешь, таких? Да еще с именами. — Он повернул лицо к Тане и буркнул: — Терпсихорян, режиссер… Ну, давайте, показывайте.

— Ты сценарий-то возьми, — сказал режиссеру Никита, а Тане напомнил: — А ты не робей. Я подыграю. Сначала за товарища Зариня, потом за Илью.

Таня набрала в легкие побольше воздуху и выпалила:

— Товарищ Заринь, это что же получается, а? Уже полгода вы держите меня на канцелярской работе. Не для того я подала заявление в ЧК, чтобы протоколы разные писать. Я контру бить пришла. Прошу включить меня в группу Тарасова…

— Товарищ Лидия, — сурово прервал ее Никита-Заринь. — Мы с тобой не первый год знакомы. Видел я тебя и на баррикадах в марте семнадцатого…

— Стоп-стоп! — заорал вдруг Терпсихорян. — Утверждаю. Эпизод!

— Третья категория, — возразил Никита. — У нее еще проход с Тарасовым на фоне Зимнего и сцена на вокзале.

— Черт с тобой! — крикнул Терпсихорян. — В кадрах карточку оформишь… Завтра в десять у меня, понятно?!

— А пробы? — спросил Никита.

— Какие, к черту, пробы? Перебьются. Мы что, «Анну Каренину» снимаем?.. Ну, что встали, валите, мне еще с Невмержицким ругаться… Карточку не забудь, — напомнил режиссер, выталкивая их за дверь.

— Что, ничего не получилось? — шепотом спросила Таня в коридоре.

Никита удивленно посмотрел на нее.

— Почему не получилось? Очень даже получилось. Лучше, чем мы рассчитывали. Будешь сниматься… Фотография при себе есть?

— Нет. Ты же не предупредил?

— Ну ничего, что-нибудь организуем… Он постучал в обитую железом дверь.