Роковая роль - Елена Топильская

Алексей Евгеньевич просто не успел эти протокольчики оформить и прихворнул.

— Знаю-знаю, — пропел Барракуда, размашисто расписываясь в бланках. — Ногу сломал, бывает.

Меня всегда поражало, как молниеносно распространяется информация в определенных кругах. Интересно, что он еще знает.

— Еще Алексей Евгеньевич просил поговорить с вами насчет одного громкого преступления. Есть информация, что вы к нему причастны, хотя Алексей Евгеньевич придерживается другого мнения.

Барракуда насторожился.

— Вы про что? — опасливо сказал он. — Про опера, что ли, вашего? Клянусь, ни сном, ни духом.

Подивившись еще раз, что им тут и про опера известно, я заметила, что даже и в мыслях не держала примеривать его к убийству опера, поскольку он сидит уже довольно длительное время. Но Барракуда возразил, что заказать и организовать и отсюда можно, и даже еще и удобнее, в смысле наличия алиби.

— Господи, только не говорите, что вы меня на актрису крутите, — замахал на меня руками Бородинский, и я удивилась еще больше. По факту смерти Климановой даже дело еще не возбуждено, а тут уже данный факт муссируют.

— Да нет, Константин Алексеич, успокойтесь. Горчаков считает, что с вами можно говорить откровенно, поэтому крутить не буду и скажу прямо: на вас есть показания по краже картины из Эрмитажа.

— Что-о?! — я испугалась, что у Барракуды глаза выскочат из орбит. — Меня подозревают… в краже картины?! — он даже стал заикаться от негодования.

— Ну что вы так раскипятились? Не скрою, что есть показания одного господина, который якобы слышал, как вы вступили в сговор на похищение картины со своими знакомыми.

— Так, — Костя мгновенно посерьезнел. — И как фамилия этой гниды, которая меня закладывает таким образом? Вы верите, что я к картине не имею ни малейшего отношения? Я-то, грешным делом, думал, что меня на убийство какое примеряют, а тут кража «антиквара»… Это ж надо — меня! И по краже «антиквара»! — Костя покрутил головой, разлохматив суперукладку, и выставил напоказ свои трудовые ладони, как бы демонстрируя, что эти руки в жизни не держали никаких инструментов хитрее автоматического оружия.

Поколебавшись немного, я назвала Косте фамилию. Буквально в течение пяти минут мы разобрались, что данный господин состоит с Барракудой в неприятельских отношениях, и таким образом просто свел с ним счеты, поскольку, по уверениям Барракуды, очень похожим на правду, в том месте, где якобы происходил сговор, данный господин присутствовать никак не мог, по объективным обстоятельствам, — в силу того, что его туда просто на порог не пускали.

Я быстро зафиксировала на бумаге комментарии Бородинского по поводу инсинуаций в его адрес, он подписал их, но долго не мог успокоиться и призывал на голову кляузника кары небесные.

— Нет, Мария Сергеевна, это ж надо, на меня повесить кражу из Эрмитажа!

Это ж уму непостижимо! Я на такое не пойду никогда.

Я глупо спросила, почему, и Костя распалился еще больше.

— Как почему? Да потому, что я люблю свой город. У меня бабушка — блокадница, и чтобы я из музея картину спер?! Как я ей потом в глаза смотреть буду?!

Я согласилась, что это серьезные доводы. Дела между нами были закончены, и оставалось еще немного времени на светский треп. Барракуда, несмотря на свой отягощенный анамнез в виде шлейфа заказных убийств, был очень обаятельным парнем, харизмой обладал сокрушительной.

На смерть актрисы Каймановой Барракуда свел разговор сам. Вернее, сначала он поведал, что знавал ее мужа, Латковского.

— Этот Латковский лет пять назад денег искал, вместе с режиссером, Генкой Фиженским. Им очень хотелось кино снять. Латковский сценарий написал, а бабок не хватало. Они как-то по знакомым до Карапуза дошли и денег попросили. А наш Папа — известный покровитель изящных искусств, — Костя усмехнулся, — бабок он им дал. И сняли они такую лажу, не помню, как называлась, в общем, что-то типа «Бандитского Петербурга». Про наше житье-бытье, с этим, известным… Ну, как его…

— Казаровым, — подсказала я. Картину «Денежный залог», очень смешную и острую криминальную комедию, я смотрела. Героями там, действительно, выступали бандиты, но изображены они были с изрядной долей социальной сатиры и одновременно с авторской симпатией. В общем, насколько я знала, это был уникальный продукт современного кинематографа, который одинаково нравился и братве, и интеллигенции.

— Во-во. В общем, дал Папа им денег, сняли они картину, и Папа устроил просмотр. Прокрутили кино, свет зажгли, они смотрят, ждут, а Папа молчит. Потом говорит: мол, ладно, ребята, деньги у вас назад забирать не буду, только вы никому не говорите, что это я вам бабки давал.

Костя заржал, а я удивилась.

— Что, ему не понравилось?

— Ага. Не понравилось. Но с тех пор этот Латковский с Папой закорешился.

Вроде даже будет избираться в Законодательное собрание на Папины бабки. Вы не слышали, выборы-то в декабре будут?

Я кивнула. Значит, Латковский собрался баллотироваться. Тогда он явно не будет жаловаться на отказ в возбуждении уголовного дела по факту смерти его жены. Ему сейчас шумиха ни к чему, ни скандал, ни даже тень скандала.

— Там в кино Казаров на черном «порше» рассекает, — продолжал Барракуда. — Они эту тачку из Москвы пригнали. А у нас в городе только одна такая была, у меня. Я как-то сижу у шефа, а мне ребята звонят, говорят — где тачка твоя? Я говорю — как где? В гараже стоит. Они мне — нет, мы ее в городе видели. Я даже в гараж позвонил, мне сказали, там она. А это Казаров по городу катается, а ребята на номера-то не смотрят, думают, что моя тачка. Потом артист этот заехал в кабак пожрать, выходит, а у его тачки ребята стоят. А Пузо, — ну, знаете, здоровый такой, его спрашивает лениво так: слышь, а где Коська? Он чуть не обделался…

Барракуда опять захохотал, здоровым смехом человека с чистой совестью.

Хотя можно признать, что он человек с принципами. Лешка мне рассказывал, что когда Барракуду взяли, убоповцы его пытались примерить на тройное убийство — президента топливного холдинга, его жены и дочки, которых расстреляли в машине из любимого оружия Барракуды — короткоствольного автомата «Узи». Но Костя гневно отверг эти инсинуации, а мотивировал, знаете, как? «Я, Алексей Евгеньевич, — сказал он, — человек с принципами. Сейчас много отморозков, которые за двести баксов маму родную грохнут. Но я не такой, чтобы детей вместе с родителями мочить. Я вот, если кого-то держал на мушке, то всегда одного мочил. А если заказанный вместе с ребенком идет, или там с бабой, я лучше подожду, пока один пойдет. В детей и женщин не стрелял». Вот так.

Из беседы с Барракудой, нечаянно свернувшей на интересующую меня тему, я вынесла убеждение, что мне надо срочно допрашивать всех членов съемочной группы фильма «Сердце в кулаке», а в первую очередь — режиссера Фиженского. И, конечно, целесообразно сделать это еще до моего отъезда в командировку в Коробицин. Вопрос только, когда. Собираясь в командировку, я как-то упустила из виду, что помимо своих собственных дел со сроками, на мне еще по крайней мере пять Лешкиных дел, которые надо срочно закончить и сдать, не говоря уже про то, что если я уеду, то оголю район, и дежурить будет некому. Ну, и я совершенно не принимала во внимание, что дело об убийстве оперуполномоченного может запросто осесть в городской прокуратуре, как общественно значимое; а я-то уже в мыслях распоряжалась им, как своим собственным…