Очарованная - Джиана Дарлинг

Еще одна головоломка, которую мне никогда не приходило в голову собрать воедино.

— В любом случае, его подарок был самым ярким событием моего дня. Так много для празднования нашего дня рождения вместе.

Я вздрогнула, хотя знала, что он так скажет. — Это была слишком хорошая возможность, чтобы ее упустить, но мне жаль, что я ее упустил. Жаль больше, чем я могу сказать.

— Ты кажешься очень несчастной, — заметил он.

В каком-то смысле, как бы я ни была счастлива слышать эхо моего мужского голоса, мне хотелось знать, что бы на это ответила одна из моих сестер или мама.

— Это была изнурительная работа, — признала я. — Недостаточно сплю, а человек, на которого я работаю, — чудовище.

— Ну, если деньги, которые ты отправляешь маме, хоть как-то указывают на то, что они стоят твоей жертвы. Козима, у нас есть больше, чем мы знаем, что делать, — сказал он, прежде чем подарить мне свой смелый смех.

— Сколько это стоит? — спросила я, прежде чем успела себя обуздать, надеясь, что он не удивится, почему я не знаю, посылаю ли я его. — Видишь ли, я приказала им организовать прямой депозит, и мне любопытно, что это именно то, что я предполагала.

— Пять тысяч фунтов, — прокричал он, и я воспользовалась случаем, чтобы порывисто вздохнуть. Эта сумма означала, что Александр присылал ежемесячное пособие в размере трехсот тысяч, которые он обещал присылать им каждый год. — Честно говоря, мама упала в обморок, когда это появилось в ее аккаунте в первый месяц. Когда он был там во второй раз, она чуть не вырубила Елену, когда снова потеряла сознание.

Несмотря ни на что, я поймала себя на том, что улыбаюсь при этой мысли. — Я рада. А теперь скажи мне, на что ты вкладываешь деньги?

— Обучение Жизель оплачивается в течение года, и теперь у нее есть пособие, поскольку она сообщила мне, что может рисовать акриловыми красками. Мы оба рассмеялись, представляя себе ее волнение по поводу покупки дорогих красок. — Елена купила собственный подержанный компьютер и записалась на онлайн-курсы в Università di Bologna по юриспруденции. Мы выплатили последний долг Шеймуса кредиторам в городе и Каморре, но, Козима, ты должна кое-что знать. Мы не видели Шеймуса с августа.

Я снова закрыла глаза и беззвучно вздохнула с облегчением, о котором не знала, поскольку сдерживала себя последние несколько недель.

— Grazie a Dio, — сказала я, благодаря Бога. — Мы желали, чтобы он ушел с самого начала, насколько я могу помнить. Пожалуйста, не говори мне, что ты опечален этим.

— Не оскорбляйся. Я потратил слишком много на бутылку граппы, и, хотите верьте, хотите нет, я поделился ею с Еленой.

— Ты этого не делал, — со смехом сказала я, снова утопая в обилии подушек, лежащих у изголовья кровати.

Ни Себ, ни Жизель не очень хорошо ладили с нашей старшей сестрой, и я не могла их в этом винить. Елена принадлежала к тому типу женщин, которые считали, что элегантность важнее чувств, ум превыше страсти, и если ты хочешь знать, что у нее на сердце, ты должен это заслужить.

Себастьяна и Жизель легче вели за собой прекрасные сердечки, которые они носили на руках.

Когда-то я была такой же, как они, но я всегда понимала Елену и ее философию.

Женщину не должно быть легко узнать, потому что тайна составляла половину ее силы.

— Эй, Козима, случилось еще кое-что.

— Ты опубликовал один из своих рассказов? — спросила я высоким голосом взволнованной молодой девушки, но мне было все равно.

Мое окружение исчезло, и даже воображаемые кандалы, которые я носила, казались почти несуществующими. Мои мысли вернулись домой, в Неаполь, к моей семье.

Себастьян рассмеялся. — Нет, Кози, но ты знаешь пьесу, которую я ставлю в Риме?

Я закусила губу, пытаясь вспомнить одну из многочисленных любительских постановок, в которых участвовал мой брат до моего отъезда.

— Ты не помнишь, и это нормально. Мораль этой истории в том, что директор театральной труппы из Лондона был в гостях, и он подошел ко мне после спектакля. Кажется, он руководит театром Финборо. Он хочет, чтобы я переехал в Лондон, чтобы продолжить актерскую карьеру в качестве директора в его компании.

Мое сердце подскочило к горлу, и, прежде чем я смогла его остановить, я завизжала и подпрыгнула на кровати от радости, хотя и осторожно держал телефон у уха.

— Себастьян, ты одаренный человек, — крикнула я сквозь счастливые слезы. — Красивый, талантливый человек! Я не могла бы быть еще более счастливее за тебя.

Мы смеялись вместе, когда обсуждали подробности, и он пересказывал местные сплетни, прежде чем передать меня Маме и Елене, которые чуть не проболтали мне все уши своими собственными материалами.

Я проговорила со своей семьей больше часа и повесила трубку только тогда, когда в комнату вошла еще одна горничная с подносом для обеда. Когда она забрала телефон, я чуть не набросилась на нее, но сдержалась от мысли, что меня снова могут наградить этой привилегией.

Казалось, отказ от девственности подарил мне новое жилье и связь с моей семьей, которой я так жаждала.

Позже тем же вечером, после того, как я закончила ужин, я была уверена, что Дуглас приготовил его, потому что это было восхитительное фирменное блюдо из Неаполя, и после того, как я смыла остатки секса со своего тела, я лежала в темноте, свернувшись калачиком под самым роскошным одеялом. Я впервые знала больше проблем, чем когда-либо.

Я не была по-настоящему религиозна, но мои родители были католиками, и цитата Иова из Библии крутилась у меня в голове, как болт.

— Господь дал, и Господь взял, да будет благословенно имя Господа.

Только у меня не было Бога в этом моем новом доме. Моей религией было рабство, а мой господин был моим Господом. За то, что он взял у меня, он вознаградил меня, а взамен этого нездорового симбиоза ожидал, что я буду поклоняться ему.

Я этого не сделала.

Но то, что не давало мне спать до поздней ночи, когда мозг был мутным, а мысли были ужасающе ясными, заключалась в том, что я могла вообразить время, когда я это сделала. Когда ритуал моей повседневной жизни рабыни утомлял меня так же верно, как поколения ног по каменным ступеням в этом доме. Когда обращались к нему за приказами, это было рутиной, а поклонение его телу как божеству было сродни принятию молитв. Что было верой, если не укоренившейся инстинктивной и духовной верой в