Визит дамы в черном - Елена Хорватова

«Господи, как она похожа на Марту! И что же случилось с этой девочкой, что заставило ее бродить тут и искать клиента?» — подумал Митя и спросил:

— Ты из Польши?

— Так. Стаканом вина, прошу, угостите, господин, холодно очень.

— Вином угощать не буду. А вот чаю горячего выпить тебе не помешает, а то заболеешь. Пойдем!

— Господин берет меня на время или на ночь?

— Господин тебя не берет, господин хочет, чтобы ты обсохла и согрелась. Если тебе нужны деньги, я тебе дам немного.

Девочка наконец поняла, что ее просто пожалели. В глазах ее выступили слезы.

— Ты давно на панели?

— Нет, неделю только.

— У тебя ведь случилась какая-то беда?

Девочка молча кивнула.

— Ладно, за чаем и расскажешь. Вдруг я смогу помочь? Хорошо?

Девочка снова кивнула и пошла рядом с Митей, чтобы погреться в обещанном ей тепле.

1905 год в России выдался страшным и кровавым. В потоке бесконечных сообщений о жертвах террористических актов, погромов, поджогов, расстрелов, бессмысленных уличных перестрелок затерялось известие об убийстве, произошедшем в маленьком старинном городе на Волге.

Страну сотрясали беды глобального масштаба. Человеческая жизнь стремительно обесценивалась. Убийство в уездном городке, благополучно существовавшем в стороне от революционных потрясений, не вызвало широкого резонанса. Но в судьбах людей, прикоснувшихся к этой трагедии, оно оставило свой след.

Судебный следователь Дмитрий Степанович Колычев шел по Соборной площади уездного города Демьянова и раздумывал — стоит ли идти обедать домой или свернуть в трактир при гостинице «Гран-Паризьен» да съесть пару тарелок холодной окрошки, а потом посидеть где-нибудь в тени…

— Дмитрий Степанович! Господин Колычев! — окликнули его сзади. Колычев оглянулся. К нему бежал молодой телеграфист в расстегнутом по случаю жары кителе.

— День добрый, Дмитрий Степанович! Я смотрю — вы идете, а как раз перед тем на ваше имя телеграмма пришла. Думаю, сразу уж и отдам.

Телеграфист протянул Колычеву узкую полоску бумаги, которую даже не успели наклеить на бланк. Дмитрий прочел:

«МИТЯ ВСКЛ ВЫЕЗЖАЮ К ТЕБЕ В ДЕМЬЯНОВ ЗПТ ПОДРОБНОСТИ ПРИ ВСТРЕЧЕ ТЧК НАДЕЮСЬ НА ТЕПЛЫЙ ПРИЕМ ТЧК ЖДИ ПОСЛЕЗАВТРА ПАРОХОДОМ ДИАНА ТЧК ПЕТР».

— Братца ждать изволите? — спросил любопытный телеграфист.

— Однокашника по университету, — ответил Дмитрий Степанович.

Он никак не мог привыкнуть после Петербурга, что в Демьянове все горожане друг друга знают и жизнь каждого в мельчайших подробностях была ведома всему городу. Кто что сварил на обед, кто купил в лавке ткани на платье жене, кто нанял маляра белить потолки, чья кухарка поскандалила на рынке — удержать в секрете невозможно было ничего. А уж приезд в город нового лица, да еще из Петербурга, да еще холостяка, а значит, потенциального жениха, станет настоящей сенсацией, и юный телеграфист, владеющий подробными сведениями, тут же окажется в центре внимания.

Когда-то Дмитрий Колычев считался одним из самых способных студентов на факультете правоведения Санкт-Петербургского университета. Все его друзья полагали, что Дмитрия ждет быстрая блестящая карьера в столице. Но, к удивлению многих, он отказался остаться при Окружном суде Санкт-Петербурга в качестве младшего кандидата на судебную должность. Завидные предложения известных столичных адвокатов Немирова и Цегинского, приглашавших Колычева в свои конторы на должность помощника присяжного поверенного, тоже были отвергнуты. Молодые юристы, выпускавшиеся из университета вместе с Дмитрием, готовы были продать душу за возможность поработать с такими светилами адвокатуры, а Колычев легко и бездумно упустил свой шанс…

Приятели стали шептаться: «Дмитрий сам не знает, чего ему надо! Строит из себя переборчивую невесту и в конце концов останется без должности. Может быть, он полагал, что ему предложат портфель министра внутренних дел? После убийства Плеве министерское кресло как раз освободилось. Жаль, что Государь не знает о нашем великом Колычеве и на этот пост уже прочат князя Святополк-Мирского».

Весть о том, что Дмитрий Колычев вдруг, по непонятным причинам, оставил столицу и отправился служить в какой-то уездный городишко на Волге, жуткую провинциальную дыру, где не было даже станции железной дороги, повергло всех в настоящий шок. Но, как это часто бывает, человек — главный враг сам себе и ломает свою судьбу собственными руками.

О Дмитрии посудачили, посудачили и стали забывать. И только самый близкий друг, Петр Бурмин, с которым Митя привык обсуждать все свои дела и тайны, знал — Колычев принял такое решение в состоянии сильнейшего душевного разлада. Девушка, которую Колычев любил, которую спас от большой беды, рискуя многим, чуть ли не собственной жизнью, и которую считал своей невестой, — эта девушка уехала из России навсегда, лишив Дмитрия даже смутной надежды на грядущую встречу.

Горькое сознание собственной ненужности, отверженности, обида гнали Колычева подальше от привычных мест, от друзей с их участливыми вопросами, от всего, что пробуждало ранящие воспоминания.

— Знаешь, Петька, — сказал Дмитрий другу, — хочу уехать в какое-нибудь дикое место, где меня никто не знает, устроить себе норку и сидеть в ней как барсук. И пусть никто меня не трогает, пока моя боль меня не отпустит…

Тихий, зеленый, зажиточный и полусонный Демьянов оказался удачным местом для устройства «норки».

Дмитрий с интересом занимался служебными делами, много читал, купался в Волге, пил парное молоко, ел вкусную простую пищу, ходил по вечерам в гости к хлебосольным демьяновцам, с удовольствием принимавшим у себя залетевшего из Петербурга молодого красавца-юриста…

Он даже и сам не заметил, как покой и состояние тихого душевного равновесия вернулись к нему. Из теплой норки вылезать уже не хотелось.

По части карьеры, как ни странно, Дмитрий преуспел несравнимо с теми однокашниками, кто старался правдами-неправдами зацепиться за Окружной суд в Санкт-Петербурге.

В маленьком Демьянове каждый человек был на виду. Колычев очень быстро обратил на себя внимание начальства и, проходив в кандидатах на судебную должность всего год, был назначен судебным следователем. Молодые юристы, оставшиеся в Петербурге, ходили в кандидатах как минимум года три.

«А Митя-то, как всегда, не дурак! — хмыкнули однокашники, узнав о его назначении. — То-то мы ломали головы, что это его в провинцию понесло. Скоро вернется, и в таких чинах, что мы все еще у него под началом побегаем».

Никто не поверил бы, что Колычев не стремился ни к чинам, ни к карьерному росту. Он просто приехал служить, а остальное устроилось само собой.