Сказка для Агаты - Елена Усачева

Агата отвечала на взгляды улыбкой. Сегодня она была добрая, и долго злиться у нее не выходило. Вышли из школы они с Леной вместе.

– Давай, Синявина, не подкачай там, – напутствовала напоследок Агата. – В кафе много не ешь, на последние ряды в кинотеатре не соглашайся, домой его не веди. Помни закон трех свиданий!

– Чего это? – Ленка под конец занятий от волнений спала с лица.

– Встретились первый раз – поболтали. Если договорились на второе свидание, значит, на первом все понравилось, можно позволить большее – сесть рядом в кинотеатре. Если дошло дело до третьего свидания – все, верняк, любовь. Целуйся на здоровье.

– Так я его знаю сто лет. Какой раз уже встречаемся-то?

– До этого все были случайные встречи, теперь серьезно.

Ленка, полная напутствий, нетвердой походкой подбитого истребителя полетела домой. Агата представила, как следом за ней, собирая выпадающие винтики, спешит Стрельцов. Он такой, заботливый, он все подсчитает и вкрутит на место.

Черт! Что ей этот Стрельцов? На нее Васёк опять смотрит, глаза все сломал.

Думать про Трубача не хотелось. Агата спустилась по ступенькам крыльца и пошла через калитку домой.

Погода не собиралась возвращаться обратно в лето. Тяжелые облака давили к земле, обещая снег. Мир замер, ожидая первых настоящих морозов. Даже воробьи откочевали в теплые норы – не шумели, не дрались. Затаились. Торопливо пробегали мелкие шавки. На тополе каркала ворона.

Войдя в квартиру, Агата не сразу поняла, что произошло. В коридоре и на кухне горел свет. В ванной лилась вода. От входной двери на полу комнаты мамы была видна распахнувшая зев дорожная сумка.

– Мама?

Агата очень боялась, что это будет не мама. Что это тетя Ира или кто-то еще, кто зашел по ошибке и стал здесь хозяйничать. Что это добрые воры, решившие наконец убраться в квартире. Чужие…

– Агата?

Мама! В руках полотенце.

– Я сегодня пораньше. Ничего?

Она протянула руки и пошла, пошла ей навстречу. И Агата сделала единственное, что пришло в голову. Обняла маму в ответ на ее встревоженные восклицания.

– Ведь теперь все будет по-другому, да? – шептала мама Агате в ухо. – Все, все по-другому.

– Наверное.

Агата тяжело оперлась о тумбочку. Сил стоять не было. Так бы и легла тут, на коврике.

– У тебя же все было хорошо? – суетилась мама. – Правда?

– Правда. Все хорошо. Просто замечательно.

– Ой, как тебе идет эта стрижка! А почему ты хромаешь?

– Понимаешь, Емельянов на пруду… – Агата закрыла глаза.

– Что Емельянов? – тихо спросила мама.

– На ногу мне наступил, теперь ходить больно.

– Там не перелом?

– Пойду я, полежу.

– Может, чаю попьем? Посидим. Поговорим.

Агата посмотрела на мать. Совсем не изменилась. То же лицо, те же щеки с глубокими морщинками около носа, те же тонкие губы. Глаза только. Что-то в них…

– Я познакомилась с человеком, зовут ее Серафима.

– Опять выдумываешь, – ласково улыбнулась мама. – И в кого ты у меня такая?

– В тебя, конечно! У нас тут с вариантами не очень.

Агата дохромала до комнаты.

Она почти уснула, когда на тумбочке затрезвонил сотовый.

– Алло! Алло! Гатка! – орала в трубку Лена. – Он урод! Ты представляешь, куда он меня поволок? В «Экспериментариум». Где всякие штуки разные для экспериментов по физике и химии.

– Там же билеты по пятисотке! – восхитилась Агата.

– При чем тут это? Он как начал эти эксперименты пробовать, принялся бегать от стенда к стенду, я думала, он про меня вообще не вспомнит.

– Вспомнил?

– Ага, чтобы отвести на химические опыты. Скучища жуткая! Мы входим в зал, а там одна малышня. Мы как две цапли на болоте. А перед нами, ну, как в классе на лабораторной, пара парней постоянно что-то смешивали, а Ванька сидел и экзаменовал. Что будет, если калий в воду бросить? Докажи, что графит и алмаз родственники. Что быстрее утонет: графит или серебро? Замотал он меня, короче. А когда он там на еще какие-то эксперименты собрался идти, я взорвалась просто. Дуб он непробиваемый, твой Ванька.

– А ты чего хотела?

– Как чего! – завизжала Синявина, собираясь докричать до квартиры Агаты без телефона. – Чтоб как у всех. В кафе сводил, поболтали бы о том о сем. Прикинь, подводит к кривому зеркалу, где попа у меня стала в два раза шире, и тихо так улыбается. Я не понимаю: что ты в нем нашла? Что вы вообще вместе делали?

– Ничего не делали.

– А зачем тогда встречались?

– Не встречались мы! С чего ты взяла?

– Так вы же постоянно вместе ходили – как же не встречались?

– Слушай! Если ты хотела кафе, чего сразу ему не сказала? Пошли бы в кафе.

– Так это же очевидно! Все в кафе ходят!

– Кому очевидно? Тебе или Ваньке? Ты его вблизи-то видела? Он только книжки читать умеет, а чужие мысли – нет!

Сказала и замерла. Лена еще рыдала в телефон, костерила всех парней, а Стрельцова особенно. Но все это уже было не важно. Так вот в чем дело! Надо говорить! Люди не угадывают мысли!

Агата вскочила, села. Синявина жалобно звала к себе, обещала чай, торт и новый фильм.

– Только приди-и-и-и, – выла она. – Мне надо с тобой поговорить.

Агата бросила трубку на кровать и выскочила в коридор.

– Мама!

Мама вышла из своей комнаты. В руках вешалка. Та самая. С мягкими плечиками.

– Мама! Я хочу тебе кое-что сказать.

На лице мамы промелькнул испуг. Но она молчала.

– Понимаешь? Раньше что меня бесило? Ты постоянно говорила, что я взрослая, а сама не давала мне быть взрослой. Ну, следила, что ли. Портфель этот школьный. Понимаешь?

Мама молчала.

– Ну, в комнате еще порядок наводила. А она ведь моя. Понимаешь? Я ведь и правда что-то уже и сама могу. Ты только дай мне это делать. Делать то, что я хочу.

– Конечно-конечно, – отозвалась мама.

– И еще, знаешь, надо говорить. Все-все обсуждать. Да? И еще, знаешь, пускай у меня теперь тоже будет своя жизнь. Чтобы не надо было оправдываться и все время быть виноватой. Понимаешь?

– Не очень. Но если мы начнем…

– Начнем! – категорично заявила Агата. – Сейчас и начнем.

Она пробежала по своей комнате.

– Комната эта дурацкая! Она не моя, понимаешь?

– Но как же мы это начнем?

Агата посмотрела в окно. Окно, окно, вечно это окно!