Маленькая хозяйка большой кухни-2 - Ната Лакомка

- Зачем? У меня есть одеяло, и матрас тоже.

- Это для меня, милорд, - пояснил Эбенезер. – Лучше мне спать в вашей комнате. Вдруг вам снова захочется вина, или поесть, или ещё что-нибудь. Лучше камердинеру быть рядом с милордом.

Не удержавшись, я оглянулась через плечо. У Эбенезера было необыкновенно благостное и услужливое лицо – ни за что не разглядишь подвоха. Зато де Морвиль выглядел настолько ошалело, продолжая прикрывать кое-что ладонями, что я прыснула, как девчонка.

Пулей рванув в свою комнату, я расхохоталась, едва закрыла дверь за собой. Я старалась смеяться потише, но дурацкий смех так и рвался наружу.

Господи, даже присутствие Эбенезера не может остановить это безумие! Не может остановить обезумевшую Сесилию…

Лицо горело, и я налила в горсть холодной воды из кувшина и намочила лоб. Эбенезер появился очень вовремя… Но только если бы этот брюзга не появился, то… Тут я похлопала себя по тыльным сторонам ладоней, а потом по щекам, чтобы не думать глупостей. Постыдилась бы, благородная девица Сесилия Лайон. Что сказал бы дядюшка, узнай об этом?..

Ночь я провела очень скверно, спала урывками, всё время просыпалась и думала – неужели, Эбенезер теперь всегда будет спать в комнате герцога? Вот уж очень верный слуга! Столько рвения! Направить бы его в мирное русло… Мог бы быть не таким бдительным, честное слово…

Когда часы показали пять утра, я с тяжёлым вздохом поднялась из постели. Сна не было, но тело ничуть не отдохнуло, и казалось удивительным, что вчера я с такой резвостью запрыгнула на герцога… Вот это распущенность… Я покраснела, вспоминая об этом, но вовсе не от стыда. Если бы Эбенезер не появился…

Посмотрев на себя в зеркало, я увидела, что глаза у меня горят каким-то невероятным огнём, и это было… это было невероятно красиво. Я бы даже назвала это прекрасным.

Чтобы развеять наваждение, я умылась холодной водой, оделась и причесала волосы нарочито резкими, суровыми движениями, не обращая внимания на боль, а потом заплела тугие косы и спрятала их под чепец, как советовал герцог де Морвиль. Но это не помогло, и очки не скрыли странного волнующего блеска. Влюблённая Фанни Браунс… Вот кого я наблюдала в зеркале. Влюблённая. По самые бантики на чепчике. До самых каблучков туфелек.

Тут на глаза мне попался портрет Беатрис Ратленд, который я перенесла в свою комнату и поставила в углу, изображением к стенке.

Повинуясь внезапному порыву, я взяла портрет и посмотрела в лицо женщине с незабудками в руке.

- Теперь я понимаю, что вы сделали с его величеством, леди Беатрис, - прошептала я, разглядывая тонкие черты дамы, которая сейчас взирала на меня со спокойствием и умиротворением. – Если это в крови у Ратлендов, то помоги Бог тем, кому вы понравитесь…

В комнате был полумрак, штора была приподнята, но осеннее утро выдалось пасмурным, не солнечным, и сквознячок колыхнул пламя свечи – наверное, поэтому мне показалось, что незабудки на портрете качнулись, как живые цветы на ветру, а муха расправила и снова сложила крылышки, сидя на белоснежном уборе дамы.

Я поспешно поставила портрет на прежнее место, хотя понимала, что мне просто показалось, и так же поспешно вышла из комнаты, убеждая себя, что это не от страха, а для того, чтобы приготовить завтрак. А вообще, надо отправить портрет куда-нибудь на чердак, пока милорд де Морвиль о нём не вспомнил. Жуткая картина… Хоть и красивая, и искусно написанная, а всё равно – жуткая. Только я не смогла бы объяснить, что в ней такого жуткого…

В кухне уже топилась печь, и Эбенезер гремел ведром в ванной комнате, набирая воду для умывания, не остывшую за ночь в котле.

Я поставила чайник, нарезала хлеб и разложила его на решётке над огнём, чтобы подсушить.

- Доброе утро, леди, - слуга появился в кухне, и я скомкано поздоровалась, делая вид, что полностью увлечена взбиванием яиц для омлета.

На самом деле, мне было стыдно смотреть Эбенезеру в лицо после вчерашнего. Но Эбенезер ни словом не обмолвился о том, что было вечером и как прошла ночь, а потом спустился герцог де Морвиль – бледный и хмурый. Мы позавтракали почти в тишине, если не считать вопросов Эбенезера, который интересовался, когда мы вернёмся, что приготовить на обед и ужин, будут ли какие-то особые распоряжения, и вовсю намекал, что он очень мог бы пригодиться в королевском дворце.

Когда я вернусь, я понятия не имела, особых распоряжений у герцога не было, и от компании Эбенезера он сразу и наотрез отказался, отчего тот обиженно надулся.

Закончив с завтраком, мы с герцогом де Морвилем поспешили отправиться во дворец, оставив недовольного Эбенезера дома, и половину квартала прошли в полном молчании. Молчать было странно и неловко, и я, подождав, не заговорит ли герцог, сказала сама:

- Эбенезер, в самом деле, ночевал в вашей комнате, милорд?

- Кто бы смог его остановить? – ответил он хмуро.

- Не сердитесь на него, - попросила я, пряча улыбку. – Это от усердия.

- Я и не сержусь, - сказал герцог уже мягче. – Тем более что его упрёки справедливы.

- Какие упрёки? – не поняла я.

- Что я не сообщил ему, где вы, - напомнил де Морвиль.

- Но вы же…

- …сделал это умышленно, - закончил мою фразу герцог. – Ваш слуга прав. Я признаю свою вину. Я хотел получить вас в своё полное распоряжение.

- Что вы такое говорите? – пробормотала я, не зная, как понимать подобное заявление.

- Не пугайтесь, - он посмотрел на меня ласково и мечтательно. – Я ни в коем случае не собирался вас соблазнять или принуждать. Но не мог больше забрать вас в волшебный дворец, как на балу, чтобы мы были вместе – вы и я. Поэтому оставался Эпплби. Не дворец, но там я мог видеть вас, слышать вас голос.

- Господи, какой вы романтик, - сказала я со вздохом. – И как такой человек прошёл войну, подавил мятеж и считается суровым королевским маршалом?

- Скорее всего, я именно такой – суровый маршал, очерствевший солдафон, - улыбнулся он, - но даже солдафонам хочется чего-то невозможного…

- Ни слова, - я остановила его, пока он снова не заговорил про любовь.

- Зачем вы меня останавливаете? Сейчас? – спросил он, и теперь его голос зазвучал с обманчивой мягкостью. – Улица совсем