Солнце померкнет и Луна не даст света своего. Часть 2 ’ Восход - Евгений Владиславович Свидрицкий

class="p1">- Уже нет. Мы им трупаков спалили, можешь сам проверить…

- Проверю! Прямо сейчас! Ты поедешь со мной, а…

Авалон замолчал, он посмотрел на нас и заржал складываясь пополам.

- Это что за Обелиск с тобой? - сквозь смех, спросил он.

Шапочка с крылышками, крыло сросшееся в кенгурятник и выглядящее как штаны Обеликса, разве что без полосок. Мне не хватало лишь большого пуза. Остальные зеки подхватили ржание. Горыныч холодно следил за ними. Йо улыбнулся, наверное вспомнил, как также стебался надо мною… Я почувствовал ужасное смущение и растерянность. Хоть мне и всё равно на общее мнение, но к такому, я не был готов. Их ржание напомнило мне блеяние Хвоста, что привело меня в чувство. Растерянность сгорела в раздражении и злости. Во рту появился привкус ярости. Как тогда, у Кафедрального Собора, когда меня укусил бес гнева. Ярость стала вливаться в меня. Зубы сжались, руки сами легли на клинки. В этот момент я впервые по настоящему почувствовал их. Рукояти пружинисто гудели, подзывая их вытащить. Детка, сплошным текстом, выбросила список атак. В пространстве появились зелёные линии. Она считала комбинации ударов и вырисовывала их в пространстве. Двух ближайших с подъёмом и разворотом. Кувырок к Авалону. Мой взгляд поймал Горыныч. Его ярко-голубые глаза вспыхнули во мне льдом, и моя ярость резко укротилась. Он покачал головой. Приходя в себя, я убрал руки с клинков.

- Да он ещё и ниндзя, - Авалон заржал пуще прежнего.

Мне казалось, что я слышу, как водила БТРа, бьётся каской от смеха.

- Суука, галльский ниндзя черепашка, - вытирая слезы сказал Авалон, - Ооой б…я, - выдохнул он, - Фух… Короче, эти останутся здесь. Если ты меня нае...ёшь, им тут же засунут в рот по гранате. Ну а если нет, твоих клоунов отпустят. Согласен?

Горыныч посмотрел на нас с Йо. Я отрицательно покачал головой. Горыныч кивнул,

- Согласен.

- Ну вот и порешили! - сказал Авалон и повернулся к своим, - Четверо, нет, трое! Ты и вы двое, - Авалон указал на тех кто нас привёл, - пасите этих, остальные со мной! - Он махнул рукой водителю БТРа.

Зарычал мотор, Горыныч вместе с Авалоном, и ещё четырьмя бойцами, взобрались на броню и медленно поехали по мосту. Мы остались впятером. Я понял задумку Горыныча, - «Он оттянул максимум бойцов от нас, и дал нам шанс уйти».

- И что, тебе эти зубочистки помогают? - кивая на мои клинки, спросил один из зеков.

- Ага! - ответил второй, - Подгузники удерживать!

Они расхохотались. Йо вопросительно посмотрел на меня. «Убить?» Я уже убедился, что не согласен убивать разумное существо. Хотя разумными, конкретно этих бродяг, назвать было сложно. Будь они Старшими демонами, это решило бы мою нравственную дилемму. Я покачал головой.

- А что в городе творится? - спросил я, и тут же получил мощный подзатыльник.

- Х…йло закрой, - крикнул на меня громила, - Ты чё, рамсы попутал, чепушила ряженое, - рожа зека приблизилась ко мне, - Вырядился б…ять. Что? Сегодня Хэллоуин?

Я почувствовал вонь из его рта. Но никакого страха, лишь брезгливость.

- Ну а чем тебе эта шняга не Хэллоуин? - спросил второй, и показал по сторонам.

Первый нагло посмотрел на второго, и они вместе заржали. Теперь сходство с Хвостом стало более очевидным. Когда они наржались, зек который в меня тыкал автоматом, ответил на мой вопрос.

- Аллес капут, там творится. Франкинштейны по улицам танцен.

- Танцен! - повторил первый зек и покатился со смеху.

Они снова расхохотались. Моя шея всё ещё горела, и камертоны на шапке тихонько гудели. «Возмущение радиочастот», - написала Детка. Я заметил как Йо включил запись. У третьего зека зашуршала рация.

- Немец, доложи обстановку. Приём, - раздался голос.

- Полный ахтунг, - смеясь, ответил Немец, - Русишен партизанен хотят чтобы мы обосались от смеха.

Они снова заржали.

- Приём, - закончил Немец.

Некоторое время была тишина, и снова Детка отметила появление сигнала. Йо включил анализ речи. Рация зашуршала.

- Харэ бакланов плющить, - раздался голос Авалона, - Если эта школота до сих пор жива, значит они не такие тупые. Смотрите чтобы вас не развели как лохов. Понятно? Приём.

- Я, я, - ответил Немец, - А что делать с бакланами? Приём.

- Ты что упоротый? Что я сказал уезжая? Стоять на шухере и пасти телят! Выполнять!

Рация затихла.

- Яволь… - опасливо закончил Немец.

- Все всосали? - спросил нервный зек, - Заняли позиции, закрываем периметр!

Повисла тишина.

- Молоток, зае…ал главного из себя топить, - сказал второй.

- Я, я, - подтвердил Немец.

- Головка от х…я! - огрызнулся на него Молоток, - Нашивку видите? Старший, мать его, Сержант! А вы – солдафоны!

Это произошло быстро, второй зек, выхватил тонкую пику и воткнул её в кадык Молотку. Тот начал хрипеть поливая кровью. Пеплом, чёрная душа Молотка, потекла в сторону зека. Он стал вгонять пику глубже и жадно вдыхать испарения. Треснул последний шейный позвонок.

- Ты эту нашивку с трупа снял, даже не в бою, - сказал он, и откинул труп в сторону.

- Пика, и на…уя это было делать? - без акцента спросил Немец, - Он же просто бычил.

- А ты чего за него впрягаешься? Тоже главным хочешь быть?

- Найн. Меня всё устраивает, - быстро ответил Немец.

- Тогда убери за мной!

- Яволь.

Немец взял за ногу тело Молотка и оттянул в сторонку. Вскинул автомат и всадил ему несколько пуль в голову, а затем вдоль позвоночника. Молоток стал развеиваться. Пика внимательно уставился на нас. После убийства, он изменился. В глазах пропала тупость, и появился агрессивный огонёк, который был у Молотка. Он стряхнул с пики остатки чёрной пыли, и стал поочерёдно показывать ею на нас. Его губы шевелились, словно он читал считалочку. Выбор пал на меня. Он направился ко мне хищно улыбаясь. Я приготовился к прыжку. Останавливая, Йо пхнул меня ногой. Зашуршала рация Немца.

- Харэ бакланов плющить, - раздался голос Авалона,

Я увидел как Детка воспроизводит речь Авалона.

- Что я сказал, пасти телят! Пасти! Выполнять!

Рация затихла.

- Яволь! - ответил Немец.

Детка перехватила ответ и заглушила его. Немец опустил рацию.

- Пика, угомонись! Ты всё слышал, - сказал он.

- Живите черти, - пряча своё жало, сказал Пика.

Он отошёл от нас