Нелюбовь - Бернад

— В любом случае, в специализированном учреждении, помощь будет более качественная, чем здесь.

— Ну, с вами двумя я спорить не собираюсь. Если так лучше для Ульяна, то пусть… Но вот ваши сказки про бабу-ягу меня бесить начинают. Да, Ванда была немного того, с прибабахом, но она обычная женщина, просто напускала тумана и все — сердито произнес Густав — и что значит, она сказала напоследок, что все мы обречены? Ты спала в своей комнате, когда она уезжала, откуда тебе знать, что она говорила?

— С ней разговаривала Анисья Федоровна. Спроси у нее, она видела, как Ванда колдовала в аптеке ночью, произнося проклятия.

— Что же, надо спросить. Где она, кстати?

Ночь была беспокойной, болезнь мальчика взбудоражила всех обитателей замка. Любовь обтирала сына, пытаясь сбить температуру. Густав обзванивал врачей, Сергей предлагал ребенку антибиотик, на что Любовь ответила, что никаких лекарств из аптеки замка, давать сыну не позволит. Пусть приедет врач и определит, что с Ульяном. Слуги бегали по замку, как заполошные, пытаясь быть полезными. А вот любопытной Анисьи почему-то не было. Горничная, посланная за Анисьей, вернулась в смятении.

— Господин Фэйт, учительница в своей комнате, мечется в бреду, и у нее похоже, жар.

— Этого еще нам не хватало — произнес Густав.

Анисья повторяла: «Вы все обречены, вы здесь обречены!»

Густав снова вызвал врачебную бригаду, они приехали, и погрузив бессознательную женщину в машину, увезли в город. Приехала бригада дезинфекторов, обрабатывали помещения, а у обитателей замка взяли анализы.

— Ты видишь, что происходит, Густав? Если Ульян умрет, я тебя убью — сказала Люба своему мужу.

— Перестань. Я тоже переживаю за своего сына — возразил он.

— Или за акции, которые ему отписал? У тебя же только деньги на уме. А для меня Ульян — это моя жизнь.

— Люба, от того, что мы поругаемся, лучше нашему сыну не станет. Верь, с ним все будет хорошо.

— С ним все было хорошо до того, как ты снова появился в нашей жизни. Мы были счастливы без тебя. Зачем ты ожил… зачем влез в нашу жизнь? Нам не нужны твои акции, забери их себе. И оставь нас в покое, мы будем жить, как обычные люди.

— Люба, не получится жить, как обычные люди. Смирись, наконец! — вышел из себя Густав.

Разговор прервал телефонный звонок. Густав взял трубку, Любовь напряглась, наблюдая за его выражением лица.

— Что там?

— Коронавирус подтвердился. Ульян под аппаратом. Прогнозы хорошие, он сильный, он справится.

Любовь шептала про себя что-то типа: «Спаси и сохрани», Густав вызвал Сергея.

— Диагноз подтвердился, поедем в клинику.

— Я с вами! — взметнулась Любовь.

— Нет. Не хватало тебе еще заразиться, сиди здесь, будь на связи — приказал муж, и ей ничего другого не оставалось, как подчиниться…

***

Густав вернулся домой озабоченный и удрученный, Любовь выбежала навстречу, с испугом глядя в его лицо.

— Что? Что с Ульяном?

— Все нормально. Кризис миновал. Врачи говорят, детский организм легко справляется с этой заразой, и скоро наш мальчик пойдет на поправку.

— А ты не обманываешь меня? Ты его видел?

— Нет, Люба, я его не видел. В «Красную зону» никого не пускают, там все очень строго. И я тебя не обманываю.

— Но у тебя такой вид…

— Во-первых, я устал, во-вторых, Анисья Федоровна скончалась.

Любовь ахнула.

— Да, вот так… Сергей там занимается организацией похорон, ее родственники в шоке. Извини, я пойду отдохну — сказал Густав и ушел к себе.

Любовь поднялась по винтовой лестнице в башню, там в узкую глазницу окна виднелась заснеженная вершина горы и ярко синее небо. Опустившись на колени, глядя в высоту, принялась просить у Бога выздоровления для сына. Молитв она особо не знала, мать была убежденная атеистка, и Люба вопросами веры не заморачивалась, а тут желание поговорить с Высшими Силами возникло, а в замке, как на грех, ни одного атрибута веры: ни креста, ни иконы не было, вот и забралась она повыше, чтобы не мешал никто с Господом поговорить…

***

Кухарка и горничная вели на кухне беседу.

— Увольняться нужно, не чисто здесь. Ванда на дом проклятие наслала. Всем конец придет — говорила кухарка — вот и Анисья скончалась, бедняжка.

— Ты права. Но куда ж пойдешь? Где найти такую работу? Платят хорошо. А сейчас мигрантов понаехало, в городе пройти страшно — вздохнула горничная.

— А умирать от проклятия не страшно?

— Тоже страшно. А госпожа, вроде как умом тронулась в башню ходит, бормочет там чего-то. Еще одна колдунья…

Сергей вошел неожиданно, женщины испуганно обернулись.

— Я так понимаю, вы обе увольняетесь?

— Так ведь мы… просто… боимся…

— Ну дело ваше, конечно. Хозяин хотел вам зарплату повысить, но, если вы боитесь, можете быть свободны, расчет получите, и гуляйте.

Он налил себе стакан сока, а женщины переглянувшись, заговорили:

— Нет, что Вы, господин Сергей, мы не хотим увольняться. Позвольте мы останемся. Не говорите господину про то, что мы тут болтали.

— Хорошо, но впредь, следите за языками своими. Еще раз такие речи услышу… и все. Ауфвидерзейн, дорогие фрау — произнес он и покинул помещение.

Сергей вошел в кабинет Густава.

— Что? Нашел?

— Нет. Из квартиры она ушла сразу же, не распаковывая чемодан. Как только я уехал, она с чемоданом вышла из дома и пешком отправилась в сторону центра. Сумочку с документами и телефоном оставила на тумбочке. Деньги со всех карточек сняла — сообщил Сергей — пока следов не обнаружено.

— Я так и знал! Она обязательно что-нибудь вытворит! Я же говорил, нельзя выпускать ее из вида! Нет, ты меня убедил, никуда не денется. Если оставила документы, значит есть другие, запасные. Ну, и где она теперь?

— Не знаю. Как в воду канула — ответил Сергей.

Они не заметили, когда в кабинете появилась Любовь, она слышала их разговор, и неожиданно вклинилась, сказала насмешливо:

— Ваша Ванда в Ведьминой ванне утопилась.

Мужчины повернулись в ее сторону, а потом переглянулись, и Сергей повторил:

— Ведьмина ванна?

— Ты там был? — спросил Густав.

— Нет.

— Так какого черта ты тут сидишь?

— Ухожу…

Сергей быстрым шагом прошел мимо Любови. Густав уставился на жену.

— Откуда про Ведьмину ванну знаешь?

Она села в кресло напротив.