Мой непутевый дедушка - Андрей Анатольевич Трушкин

жары ужинать совсем не хотелось.

Тахир, всю жизнь проживший в Узбекистане, это понимал. Но врожденное чувство гостеприимства не позволяло ему оставить гостей без сытного ужина, и потому он пошел на маленькую хитрость:

– Чаю попьем, а больше, наверное, ничего не будем, — пообещал он, ставя на огонь чайник.

Тахир заварил зеленый, а не черный, к которому привыкли гости из Москвы, чай.

– Зеленый чай немножко для вас странным будет, — пояснил он, — но его большее выпить можно — он не такой крепкий, как черный, и на сердце не так давит…

К чаю Лейла принесла черешни, сладкую нишалду, кос-халву и сахар-нават.

Зеленый чай действительно казался странноватым, но — вот чудо! — после третьей пиалы Ваське стало легче дышать и будто бы даже прибавилось сил!

Тахир, видя, как гости опустошают чайник, подмигнул Лейле, и та, взмахнув своими косичками, тут же исчезла, чтобы через минуту появиться с большим блюдом зелени и салатов.

– Попробуйте вот этот, — указал клинком ножа-пчака Тахир на салат из помидоров. — Он называется кисло-сладкий.

Васька зачерпнул салат раз, другой и принялся поглощать его с не меньшей скоростью, чем до этого — чай.

Кислый сок со сладковатым привкусом от спелых, сочных помидоров, пряный аромат черного перца разожгли в Игоре и Ваське такой аппетит, что от предложения Тахира поесть еще немножечко плова никто уже не отказывался — ни бурно, ни ради приличия.

Ужин прошел в разговорах.

Игорь, Тахир и Васька размышляли вслух о том, куда мог направиться Петр Никодимович из Ташкента.

Вообще-то из столицы Узбекистана легко было попасть в любой областной город Средней Азии, но методом исключения из сферы поисков они отпадали один за другим.

Бухару, Самарканд, Чимкент, Нукус было решено скинуть со счетов, потому что туда легче было прилететь прямым рейсом из Москвы, чем транзитным через Ташкент.

Коканд, Маргилан, Фергана отпадали по причинам исторического характера — по версии Игоря клад там оказаться не мог, а следовательно, и искать Петру Никодимовичу его там было бы бессмысленно.

Термез — самая южная точка Узбекистана, соприкасающаяся с Афганистаном — был отметен по той причине, что ничто не указывало на желание эмира бухарского эвакуировать свои сокровища в Индию через Афганистан.

– Алимхан был человек европейски направленный, — убеждал друзей Игорь, — хотя и считал своей родиной Восток. Он ведь очень долгое время провел в России, дружил со многими русскими промышленниками, а в Бухаре, по сути, только вел дела.

Теперь сами посудите — куда человек повезет свои деньги: в Ташкент, поближе к Сибири, где еще воевали остатки белой гвардии, откуда можно было бежать в Китай, или в Афганистан, наводненный дикими, по сути, племенами, основным занятием которых на протяжении многих веков был разбой.

Попадись караван какому-нибудь афганскому племени и — поминай как караван-баши звали!

А белые отряды в Сибири, при протекции знакомых промышленников, взяли бы часть денег в виде пожертвования на нужды армии, да и пропустили бы эмира на Дальний Восток и с выездом в Америку или Японию препятствовать не стали бы.

Поэтому я уверен — Петра Никодимовича необходимо искать здесь, в Ташкенте, или на крайний случай в области…

Ни Тахир, ни Васька не могли ничего толкового возразить Игорю. Версии он выдвигал обоснованные, но это были, увы, лишь версии…

От огромного количества новых для него впечатлений Васька долго не мог заснуть. Рядом уже давно похрапывал Тахир, сопел, разметавшись на курпаче, Игорь, а Васька все беспокойно ворочался.

Бесконечные версии того, что могло случиться с дедом, опасения того, что кто-то позвонит из школы домой справиться о самочувствии «заболевшего» Василия Буслаева, будто назойливые комары, терзали его до полуночи.

Совершенно отчаявшись, Васька сдался, открыл глаза и приподнялся на локте.

Он дотянулся до самопального выключателя, и сбоку от чайханы зажегся свет. Васька взял атлас, который перед сном листал Игорь, и раскрыл его на странице с разделом «Ташкентская область».

Рассматривая карту, Васька в очередной раз мысленно перемалывал события последних дней, пытаясь ухватить ускользающую от него ниточку понимания, прозрения…

Янгиюль, Тойтепа…

Почему в дневнике дед поставил две точки?

Алмалык, Красногорск…

Надо попробовать вспомнить…

Первая точка: речь шла о причастности к пропаже эмирской казны мулл, то есть духовенства. Может быть, сокровища спрятаны в Ташкенте — в какой-нибудь мечети? Да, точно, там еще упоминался какой-то имам по имени…

Васька поднял глаза к небу и нахмурился. Неужели забыл? Он же так старался все запомнить, чуть ли не дословно… Святой имам по имени… По имени… Ходжа! Ходжа Хаким!

Завтра надо будет спросить у Зухры: знает ли она что-нибудь об этом человеке, какова была его судьба после революции?

Если к нему незадолго до бегства эмир ездил за благословением, то они люди друг другу не чужие…

Ну и что из этого? Что дает эта информация для более целенаправленных поисков деда?

Да ничего! — вынужден был признать Васька и снова склонился над атласом.

Чирчик, Ходжикент…

А что говорилось на страничке дневника за 8 сентября? Про какого-то водоноса… Абдулла… Абдулла-факир? Абдулла-кефир?

Было еще название ворот… Каршинские ворота…

Васька склонился над картой.

Карши от Ташкента далеко…

А какие города еще есть на карте поблизости?

Кибрай, Пскент…

Стоп, стоп! Что-то в дневнике было про Пскент!

Запись за 7 ноября!

Чтобы лучше сосредоточиться, Васька закрыл глаза и попытался представить себе каморку в музее, чернильные строчки в тетради, шелест страниц, запах…

Есть! Запах помог ему!

Уже давно Васька читал, что запах — одно из самых мощных средств, которое оказывает влияние на память. Лицо человека можно позабыть, но характерный его запах — никогда.

При ощущении запаха скошенной травы тут же всплывает в памяти детство, сенокос. В подробностях гораздо более ярких, чем при простом упоминании этих слов…

Индейцы носили с собой в походе мешочек с травами из родной местности. Нюхали, видать, перед тем, как выкурить трубочку мира или снять с кого-нибудь скальп…

Запах у рукописи был точно такой же, как у листьев яблони, склонившей свои ветви над чайханой. Запах пыли, но не затхлой, а даже как будто свежей, только что прибитой дождем…

Итак, запах и запись. Запись в дневнике от 7 ноября…

Праздновали годовщину Октября. За осень сделали много… Результатов нет… Про воробьев еще что-то… А! — чирикают воробьи, а Ходжа Хаким, говорят, совершил хадж в Кент…

Опять этот Ходжа Хаким!

И снова в том куске текста, который был отмечен дедом! Нет, с этим парнем явно что-то было не то!

Тогда,