Беда с этой Мэри - Милли Крисуэлл

И все же, поразмыслив, Мэри сочла, что даже при всех своих чудачествах ее бабушка могла сойти за общество, столь необходимое Мэту. Мэри уже несколько раз навещала Мэта в больнице после операции. Он всегда был рад ее приходу. Они оба смеялись над ее немудреными шутками, играли в шашки и другие настольные игры, Мэри читала ему вслух, если оставалось время. Его, как и ее, любимой книгой был «Плюшевый кролик». Но самым важным было то, что они много разговаривали. Видно было, что мальчик изголодался по женскому обществу, скучал по матери. И хотя Мэри ничего не знала о том, как должна вести себя мать, она умела быть хорошим другом. Иногда там бывал Дэн, и похоже было, что и он неизменно радовался ее приходу. Она чувствовала себя с ним легко и просто, и та враждебность, которую Мэри питала к нему вначале, была уже совершенно забыта.

Дэн теперь каждый вечер приходил ужинать в ее ресторан, и Мэри часто ловила себя на том, что поглядывает на часы, нетерпеливо ожидая его появления.

Иногда они вместе выпивали по бокалу вина, заедая его хлебом, пропитанным оливковым маслом со специями, которое, по убеждению Энни, было чем-то вроде приворотного зелья. Они болтали о пустяках, а порой рассказывали друг другу о своих семьях и детстве.

Хотя Дэн прямо и не говорил этого, Мэри догадывалась, что его детство было не из счастливых. Он вспоминал о нем мало и неохотно. Однако постепенно Мэри выудила у него некоторые сведения. Она узнала, что он вырос в Гейтерсберге, штат Мэриленд, и что его отец умер, когда он был еще подростком. Но больше этого ей узнать не удалось. Он предпочитал умалчивать о своих сокровенных чувствах, но много узнал о ней. По непонятной причине, которую она не могла объяснить даже себе, Мэри охотно доверяла ему свои мысли и рассказывала о себе больше, чем следовало бы. Но он умел слушать, и говорить с ним было легко; к тому же, казалось, ему было интересно то, о чем она ему рассказывала.

Накануне Дэн отправился с ней на продуктовый рынок. Мэри никогда не думала, что закупка продуктов может быть таким увлекательным занятием, что в этом отнюдь не поэтическом деле может быть столько эротического волнения. Одно воспоминание об этой поездке вызывало у нее трепет. Она полагала, что теперь поездка на рынок всегда будет вызывать у нее воспоминание о Дэне и дрожь восторга.

— А вам известно, что одно время помидоры считались средством, возбуждающим чувственность и страсть? — спросил Дэн, держа в руке крупный, сочный помидор так, чтобы Мэри могла получше его рассмотреть. — Их даже называли любовными яблоками.

В его глазах появился озорной блеск, и он опустил несколько плодов в ее продуктовую сумку, а потом взял один, самый спелый, и надкусил его. Не раздумывая, Мэри потянулась пальцем к его подбородку, по которому тек сок, и вытерла его. И тут ей пришло в голову, что в ее жесте таилось нечто вызывающее. Блеск в глазах Дэна и пристальность его взгляда заставили ее сердце гулко забиться. Потом он взял ее руку, испачканную соком, и принялся один за другим облизывать ее пальцы, слегка посасывая их, и Мэри чуть не потеряла сознание прямо посреди продуктового рынка.

— Я… я этого не знала, — пролепетала она, едва дыша, а он усмехнулся. Этот мужчина был просто воплощением секса.

— Вы ужасно хорошенькая, но, думаю, вам об этом известно.

Дэн все еще держал ее за руку, и так они прошли вдоль ряда стеллажей с продуктами, безучастные к тому, что на их обувь налипают опилки. Дэн остановился перед горкой дынь.

— Томаты — это здорово, но дайте мне лучше дыню. — Он заставил Мэри положить руку на дыню и прикрыл ее своей ладонью. — Чувствуете, какая она твердая? Можете представить, какая она сочная и сладкая и как сок потечет по вашим губам и нежной коже?

Да, черт возьми! Мэри так ясно это себе представила, что ей захотелось закричать. По телу ее побежали мурашки. Руки покрылись гусиной кожей, как от озноба, когда теплое дыхание Дэна защекотало ее затылок. Ей с большим трудом удалось проглотить комок в горле и ответить:

— Я люблю дыни.

— И я люблю. — Он перевел взгляд на ее грудь. — Зрелые, нежные дыни. Нет ничего лучше! Думаю, я мог бы их есть целый день.

«О Господи! Остановись, Мэри!» — убеждала она себя. Но соски ее уже отвердели, как камешки, а где-то внизу, между ног, она ощутила странное щекотание. Было очевидно, что Дэн подбирается к ней, что она привлекает его в сексуальном плане, что он делает ей авансы, но она не знала, как поступают в подобной ситуации. Если бы у нее была книга, в которой она могла бы найти дельный совет! Конечно, она читала книгу Хелен Герли Браун «Секс и незамужняя девушка». Она прочла ее от корки до корки, но Хелен почему-то не включила в нее главу о сексе на продуктовом рынке.

— Однако ничего нет лучше винограда, — сказал Дэн, снова стараясь завладеть ее вниманием. — Я люблю виноград, а вы?

Когда Мэри кивнула, он взял большую, налитую виноградину и, держа ее двумя пальцами, положил ей в рот.

— Сожмите ее губами, Мэри, и медленно высасывайте сок.

Ее щеки вспыхнули, когда она потянула сок слишком сильно и во рту у нее оказался палец Дэна.

— Гм-м. Мне это нравится.

Ей это тоже понравилось. Пожалуй, даже слишком. Мэри поняла, что ей следует быть с ним очень осторожной, предельно осторожной.

Дэн Галлахер был чересчур искушенным, более искушенным, чем она могла предположить, и можно было попасть в большую беду, связавшись с таким сексуально привлекательным мужчиной.

Вечер, который они провели в приемной больницы, каким-то образом стер из памяти Мэри все неприятные впечатления от их знакомства. Все, что стояло между ними, все, что их разделяло, исчезло чудесным образом. Этот вечер послужил началом их новых, дружеских отношений, а последующие встречи, совместные ужины и обеды только усиливали взаимное тяготение. Дэниел Галлахер был тем самым мужчиной, которого Мэри выбрала для легких, приятных и необременительных, ни к чему не обязывающих отношений. Он был красив, умен и вызывал в ней такие ощущения, смысл которых был ей ясен. Его близость повергала ее в трепет, и она, по правде говоря, была абсолютно уверена в том, что он во всех отношениях окажется на высоте, что и соответствовало ее целям.

Размышления на эротические темы взволновали Мэри, и она нервно заерзала и бросила взгляд на часы, с беспокойством отметив, что прошло пятнадцать минут с тех пор, как ее бабушка скрылась в аптеке. «Если мы сейчас не тронемся с места, — подумала Мэри, — то приедем в больницу как раз к тому времени, когда закончатся часы посещения».

Она толкнула застекленную дверь аптеки, но внутри не увидела никого, включая бабушку и мистера Моресси. Внутри было как-то сверхъестественно тихо, даже жутковато. Мэри уже собралась крикнуть, когда услышала пресловутое щелканье бабушкиного ридикюля, который та всегда захлопывала с шумом.

Этот звук нарушил тишину, и в нем была та самая окончательность, что слышится, когда захлопывается дверь тюремной камеры.

Ага! По-видимому, бабушка превысила свои финансовые возможности и набрала товаров у мистера Моресси, так сказать, в долг, то есть не заплатив за них. У бабушки Флоры была злополучная привычка (и соответствующая репутация) дамы, слегка нечистой на руку.