Восхитительная Софи - Мишель Дуглас

Она открыла рот.

– Я врал себе, считая, что ты должна остаться ради Гарри. Это ложь. Мне необходимо, чтобы ты осталась здесь ради меня.

Софи неотрывно смотрела на него:

– Но ты только что сказал…

– Я не понимал этого до тех пор, пока винты самолета не начали вращаться. Только тогда я осознал, что люблю тебя. Я так долго пытался сберечь свое сердце, что не мог признать очевидное – я не смогу жить без тебя.

Слабый проблеск надежды забрезжил в ее душе.

– Ты действительно так думаешь? Ты действительно любишь меня?

– Всей моей душой, всем моим телом… и всем моим сердцем, – поклялся Лайам.

Неожиданно он оставил ее, направившись к дальнему концу взлетной полосы. Она в изумлении уставилась на него:

– Что ты делаешь?

– Здесь нет ни одного цветочка, черт возьми! А они так нужны, – пробормотал Лайам и обернулся. – Вытяни руки перед собой, – приказал он.

Софи вытянула руки, повернув их ладонями вверх.

У нее перехватило дыхание, когда Лайам, подойдя к ней, опустился на одно колено.

– Софи, я ничего не могу предложить тебе, кроме земли, на которой мы сейчас стоим… – Он взял пригоршню земли и насыпал ей в ладони. – И себя. Я люблю тебя. Ты подарила мне радость, надежду и счастье, о котором я даже и не мечтал. Всю свою жизнь я посвящу тебе. Согласись стать моей женой.

Сердце Софи остановилось. Она взглянула на Лайама, потрясенно приоткрыв рот, а потом перевела взгляд на землю в ее руках: смесь красного песка и мелких камешков.

– Быстрее, Лайам, дай мне какую-нибудь емкость.

Брови его поднялись.

– Что?

Она топнула ногой:

– Скорее!

Он вскочил на ноги, бросился к машине и через секунду вернулся с пустой банкой из-под растворимого кофе. Очень осторожно Софи пересыпала землю в банку, а потом взяла крышку и закрыла ее.

Прижав банку к груди, она взглянула Лайаму в лицо.

– Это самый драгоценный подарок в моей жизни, – прошептала она. – Я люблю тебя, Лайам. И стану твоей женой. Ничто не может сделать меня более счастливой. – Внезапно ее пронзила мысль. – Если только, конечно… – Наклонившись к нему, Софи прошептала: – Если только я не стану матерью твоих детей. – На лице ее появилась улыбка. – Начиная с Гарри.

Лайам обхватил ладонями ее лицо:

– Я люблю тебя, Софи Томас.

– Я люблю тебя, Лайам Степлтон, – успела сказать она, прежде чем его губы прильнули к ее губам в таком сладком поцелуе, что она чуть не разрыдалась от потрясающих ощущений, охвативших ее. – Ах… – Софи облизала губы, когда Лайам поднял голову, и призывно прильнула к нему. – Почему бы нам… э-э-э… не заняться проблемой детей прямо сейчас?

– Я одобрил бы это, если бы ты убрал свой автомобиль с взлетной полосы, – ворчливо произнес за их спинами Сид.

– О! – Софи обернулась, лицо ее стало пунцовым.

Лайам прижал молодую женщину к себе:

– Не вопрос, Сид.

– Поздравляю вас обоих, – усмехнулся пилот, прикоснувшись к своей шляпе, и подмигнул Софи. – Полагаю, теперь вам не нужно лететь в Брум.

– Э-э-э… нет.

О, Брум… Анна и Ли! Софи повернулась к Лайаму:

– Может, мы поедем в Брум вместе? Например, сегодня днем. А потом – в Джарндирри. Пожалуйста! Мне надо сказать Анне и Ли нечто очень важное. – Ее сердце разрывалось от счастья. – Я попрошу их быть моими подружками на свадьбе.

На лице Лайама расцвела улыбка.

– Мы сделаем так, как ты хочешь, – пообещал он. – Я хочу, чтобы у тебя было все.

– А у меня и так уже все есть, – прошептала Софи, притянув к себе его голову для поцелуя.

Очнулись они через несколько минут.

– Может, поедем завтра? – предложила она.

– Прекрасная идея, – согласился Лайам, снова целуя ее.

Сид, вернувшись к самолету, прислонился к крылу. Убрать джип с дороги оказалось не таким уж простым делом. И впервые в жизни он не стал возмущаться по поводу непредвиденной задержки.

– Посмотрите, какой цвет я выбрала для подружек невесты.

Софи достала из пакета отрез золотисто-коричневого шелка. Свет, проникавший сквозь двустворчатые двери, придавал ткани волшебный блеск. Через месяц в Джарндирри должна состояться ее свадьба. А Анна и Ли станут подружками невесты. Софи никак не могла дождаться этого дня!

Она пребывала в блаженном состоянии. Анна и Ли очень обрадовались, когда Софи призналась им, что она – их единокровная сестра.

Ли взяла рулон шелка, погладив его.

– Какой красивый. – На секунду лицо ее стало задумчивым, и Софи захотелось обнять сестру. Однако она знала, что Ли не одобряет открытое проявление чувств.

Ли передала ткань ей:

– Я рада, что правда наконец вышла наружу, Софи.

– И я тоже, – согласилась Анна.

– И я. – Софи улыбнулась, ощущая себя несказанно счастливой.

Лицо Ли помрачнело.

– Это все равно стало бы известно рано или поздно. Отец был…

– Человеком, – перебила ее Софи. – Он так любил вашу мать, что не хотел запятнать память о ней. Я… Наверное, я была символом его прегрешений перед ней.

Наверняка, переживая болезнь жены, Брайс обратился к Дане за утешением. И эта мимолетная связь навсегда поселила в нем чувство вины.

– Как и все мы, Брайс совершал ошибки. И умер, не успев их исправить. – Софи помолчала. – Он всегда любил вашу мать.

– Такая любовь очень опасна, – коротко бросила Ли.

Софи с Анной переглянулись, но не сказали ни слова. Потом они понимающе улыбнулись друг другу. Однажды какой-нибудь мужчина завладеет сердцем Ли, и тогда она все поймет. Софи молилась, чтобы это поскорее произошло. Обе ее сестры должны быть так же счастливы, как и она.

Анна, наклонившись, притронулась к руке Софи.

– Ты ведь примирилась с ним?

– Да, конечно.

Жизнь слишком коротка, чтобы хранить в душе зло.

Месяц назад – когда она рассказала Анне и Ли правду – Джерри передал ей письмо Брайса, которое тот оставил для дочери.

– Он надеялся, что ты никогда не получишь это письмо, Софи. Он собирался сам все тебе объяснить. – И с этими словами Джерри оставил ее одну.

Брайс включил Софи в завещание. Она становилась законной наследницей. Джарндирри славилось своим скотоводством, и прибыль от продажи животных теперь доставалась ей. Это был постоянный надежный доход, однако Софи понимала, что дело заключалось не только в этом. Брайс Каррен нашел способ привязать ее к земле, на которой он работал и которую любил. Значит, он любил и ценил дочь. Это чувство сквозило в его последних строчках: «Софи, пожалуйста, прости меня».