Императрица Орхидея - Анчи Мин

— В храме есть дежурный евнух, который запишет ваше имя. В его обязанности входит докладывать Его Величеству всякий раз, когда кто-нибудь платит дань уважения его предкам, тем более от его имени.

Я понятия не имела о том, что нужно делать, чтобы ублажить императорских предков. Если верить Ань Дэхаю, то ничего особенного и не требовалось, разве что падать на колени перед многочисленными портретами и каменными статуями. На первый взгляд, это казалось не очень обременительным.

На рассвете следующего дня я села в паланкин и в сопровождении Ань Дэхая отправилась в путь. Мы прошли через Сторожку свежего аромата, потом через Ворота духовной доблести. Примерно через час мы прибыли в Храм вечного мира. Это было очень грациозное здание, под карнизами которого гнездилось множество птиц.

Мне навстречу вышел молодой монах, который тоже был евнухом У него были румяные щечки, а между бровей родинка. Ань Дэхай назвал ему мое имя и титул. В ответ монах принес огромную регистрационную книгу и письменные принадлежности, обмакнул кисточку в чернила и записал мои данные в соответствующую графу красивым почерком.

После этого меня провели в храм. Мы миновали несколько арочных проемов, и тут монах объявил, что у него есть дела, и исчез среди колонн. Ань Дэхай исчез вместе с ним.

Я оглянулась кругом. Огромный зал, высотой в несколько этажей, был полон позолоченных статуй. Все вокруг было раскрашено в разные оттенки золота. Пространство как бы делилось на мелкие храмы внутри одного большого, причем мелкие храмы повторяли убранство большого.

Из бокового проема появился старый монах. Его белая борода едва не касалась колен. Не говоря ни слова, он вложил мне в руки сосуд с ароматическими свечами. Вслед за ним я обошла последовательно целый ряд алтарей. Перед каждым я зажигала ароматическую свечу, падала на колени и кланялась очередной статуе. Я понятия не имела о том, как зовут тех предков, которым я кланялась, но продолжала повторять церемонию перед каждым из них без возражений. Заплатив дань уважения более чем десятку предков, я почувствовала усталость. Монах тоже присел на коврик и закрыл глаза. В таком положении он монотонно запел, одной рукой нажимая на клавиши странного музыкального инструмента — муи, или деревянной рыбы. Другой рукой он, не переставая, перебирал четки. Его пение напомнило мне причитания профессиональных плакальщиков, которых в деревне нанимали во время похорон.

В храме было очень жарко. Так как кроме нас с монахом в храме никого не было, я позволила себе в следующий раз кланяться не так низко, как вначале. Постепенно мои поклоны перешли в обыкновенные кивки головой. Мне казалось, что этого жульничества монах не заметил. Звуки его муи постепенно затихали, пока не затихли окончательно. Очевидно, он заснул. Я облегченно вздохнула, вытерла со лба пот, но на всякий случай осталась в почтительной позе. Краем глаза я осматривала храм: в нем были представлены разнообразные божества. Кроме главного маньчжурского бога, Шамана, здесь были даосские и буддийские боги и Кан Кон — бог китайского народа.

— Был один принц, который во время церемонии поклонения заметил, что глиняная лошадь китайского бога покрылась потом, — внезапно произнес монах, словно ни на минуту не выпускал меня из поля зрения. — Принц сделал вывод, что бог, очевидно, много трудится и постоянно объезжает дворцы на своей лошади. С тех пор Кан Кон стал главным богом, которого почитают в Запретном городе.

— А почему каждый бог сидит в своем отдельном храме? — спросила я.

— Потому что каждый из них заслуживает внимания по отдельности, — пояснил монах. — Вот, например, почтенный Цонгкапа, основатель Желтой секты буддизма. Он сидит на золотом троне вместе с тысячью маленьких копий самого себя. У него под ногами написана по-маньчжурски буддийская сутра.

Я обратила взгляд в дальний конец зала, где висело огромное вертикальное художественное полотно — портрет императора Сянь Луна в буддийской одежде. Я спросила монаха, был ли Сянь Лун, мой родственник по мужу, истинно верующим человеком. Монах ответил, что он был не только искренним буддистом, но и адептом религии Ми Цун, одного из ответвлений буддизма

— Его Величество говорил по-тибетски и читал сутры на тибетском языке, — сообщил монах и снова заиграл на своем муи.

Я очень устала. Теперь я поняла, почему другие наложницы отказывались совершить церемонию поклонения. Но тут монах поднялся со своего коврика и сказал, что пора выходить во двор. Вслед за ним я вышла в храмовый двор, где стоял алтарь. Монах заставил меня преклонить колени перед мраморной плитой и снова запел. Наступил полдень. Было очень жарко, солнечные лучи били мне прямо в спину. Я молилась о том, чтобы церемония поклонения поскорее закончилась.

По описаниям Ань Дэхая, это был завершающий этап церемонии. Монах тоже стоял перед алтарем на коленях, так что своей бородой он подметал землю. После трех глубоких поклонов он встал, развернул манускрипт, где записывались деяния предков, и начал читать — по-мандарински — все их имена с краткими жизнеописаниями. Жизнеописания были однотипными. В них содержались только похвалы и не было ни малейших признаков критики. Такие слова, как «доблесть» и «честь», встречались в каждом параграфе. Монах приказал мне при каждом имени по пять раз касаться лбом земли. Я старательно исполняла его приказание.

Список имен между тем казался бесконечным, и на лбу у меня уже образовалась шишка. Силы на то, чтобы терпеть, откуда-то брались только потому, что я предвкушала близкий конец своим мучениям.

Но я ошибалась.

Монах продолжал чтение. Я кланялась, едва не касаясь носом его ног и рассматривая его мозоли. Мне казалось, что лоб у меня начал кровоточить. Я закусила губу. Монах покончил наконец со списком, но тут же сказал, что теперь тот же список следует повторить на маньчжурском языке.

Я молилась о том, чтобы пришел Ань Дэхай и меня спас. Ну куда он подевался?!

Монах начал читать тот же текст по-маньчжурски. Он растягивал слова, так что, кроме имен императоров, я не понимала ни слова. Я уже была близка к полному отчаянию, когда вдруг увидела Ань Дэхая. Он подошел ко мне и помог подняться на ноги.

— Прошу прощения, моя госпожа. Я и не знал, что этот монах не успокоится до тех пор, пока не уморит свою жертву окончательно. Я думал, что братья шутили, когда рассказывали мне про него.

— Могу я теперь удалиться? — спросила я.

— Боюсь, что нет, моя госпожа. Ваше деяние не будет зарегистрировано, если вы его достойным образом не завершите.

— Я этого не переживу! — воскликнула я.

— Не беспокойтесь, — прошептал Ань Дэхай. — Я предложил ему только что хорошую взятку. Он заверил меня, что окончание церемонии не займет много времени

С западной стороны двора в отдалении высилась стена, рядом с которой стояли, выстроившись в ряд, каменные боги. На юго-востоке стоял флагшток с кормушкой для птиц на вершине. По преданию, именно птицы относили духам предков императорские послания. На стене, кроме того, висел странный предмет. Подойдя поближе, я разглядела, что это простая холщовая сумка какого-то неопределенного, пыльного цвета.