Пуля времени - Николай Свечин

А на лавках под ней были разложены золотые монеты и ассигнации. Пока не так много, но уже достаточно для сытой частной жизни.

– Да, отец.

– Что ты видишь?

Александр замялся. Тогда Петр Егорович продолжил за него:

– Ты знаешь, что недостатка в деньгах у нас в последнее время нет. – Сын кивнул, отец продолжал: – Но так было и, главное, будет не всегда. Поэтому, сколько бы миллионов ты ни заработал…

К слову, на тот момент Бугров-старший не заработал еще ни одного миллиона…

– Сколько бы ты ни заработал, – продолжал он, – ты должен откладывать. Сберегать часть средств, хоть даже в этой рогоже.

– Да, отец.

– А еще… – Бугров-старший посмотрел на икону с нижегородским мучеником Аввакумом на противоположной стене, – ты будешь помогать общине.

– Да…

– Подожди, – перебил отец. – Ты не дослушал. Ты будешь помогать общине, потому что община будет помогать тебе.

Этот разговор Александр Петрович запомнит на всю жизнь. Не забудет о нем, когда расширит семейный мукомольный промысел на Сейме, сделав его самым большим в России, когда купит 200 тысяч гектаров лесных угодий и станет еще и ведущим лесопромышленником региона, когда еще больше приумножит капитал отца.

Наряду с коммерческой жилкой и необходимой в таких случаях жаждой наживы Бугровы проявляли удивительную щедрость, когда речь заходила о земляках и единоверцах. Вносили подати вместо бедных членов общины, откупали старообрядцев от военной службы, помогали лесом для постройки домов.

Откупленные обычно клялись и божились, что все отработают. Но в большинстве случаев подобного не происходило. А глава семейства как будто и не настаивал на возврате долга.

– Их воля. Я свое дело сделал, а они как знают, перед Богом будем отвечать всяк сам за себя, там, на миру, чай, круговой поруки нет, – говорил Петр Егорович.

Хотя на самом деле руководствовался магнат не столько богобоязненностью, сколько вполне деловым расчетом. Ибо, сколько бы Бугровы ни зарабатывали, нужда в оборотных средствах для расширения дела существовала с первого и до последнего дня их бизнеса. И эти средства они получали в общаке – кассе взаимопомощи, почти как у воров, только среди верующих.

К тому же, благодаря помощи единоверцам, Бугровы получили беспрецедентное влияние на нижегородцев, многие из которых также исповедовали старый канон. По одному слову Петра Егорыча могли собраться тысячи крестьян или рабочих, чтобы взяться за очередной подряд или выполнить любое другое дело.

Той же дорогой, опираясь на единоверцев, но не упуская собственной выгоды, шли по жизни и сын, и внук «дедушки Бугрова». О последнем стоит рассказать особо.

Николай Александрович Бугров перенял семейное дело в самом начале царствования Александра Третьего. И руководил им почти до прибытия в дореволюционную Москву опера Юры Бурлака.

К тому времени предприимчивые старообрядцы еще больше нарастили площадь своего лесного фонда, активно скупая имения помещиков, разорившихся после крестьянской реформы. А в дополнение к баржам с зерном организовали на Волге целую флотилию пароходов, значительно расширили процветавший и прежде мукомольный бизнес.

Амбиции Бугрова-внука выходили уже далеко за пределы Нижегородской губернии. Он стал одним из самых известных и влиятельных предпринимателей империи. А на местном уровне не то что входил к губернатору без стука, но был одним из немногих, кто обращался к генералу Баранову на «ты». И это притом что Николай Михайлович до командировки в Нижний был градоначальником российской столицы, сразу после убийства в городе Царя-освободителя.

В том же стольном Санкт-Петербурге у Бугрова завелись и влиятельные недруги. Например, почти всесильный обер-прокурор Святейшего Синода, воспитатель двух последних российских царей и серый кардинал российского правительства Константин Петрович Победоносцев.

В одном из писем Николаю Второму чиновник писал о вредной и антицерковной деятельности Бугрова. Что и понятно – влиятельный старообрядец был как бельмо на глазу тогдашней официальной церкви. Но претензии Победоносцева не мешали миллионеру работать и преумножать богатство.

По свидетельству Максима Горького, Бугров-внук даже позволял себе топать ногой на министра Двора Фредерикса или дружески хлопать по животу будущего главу правительства Витте.

Таким образом, у Николая Александровича было почти все, что можно пожелать в жизни. Все, кроме наследника. Браки самого влиятельного, но при этом последнего представителя рода миллионеров были один другого неудачнее и даже трагичнее. Словно кто-то сглазил всесильного магната. И своим волевым решением отвел богатству Бугровых ровно сто лет.

В первый раз Николай женился в 22 года, еще в последний год жизни легендарного деда. Избранницей Бугрова-внука стала красивая девушка из старинного купеческого рода. Разумеется, старообрядка. Шесть лет они жили душа в душу, родили сына Александра, названного в честь деда. Но ребенок неожиданно умер в совсем юном возрасте. А вскоре за ним последовала и убитая горем мать.

Николай искал утешение в предпринимательстве. Но еще надеялся на успех и на личном фронте. Спустя пару лет он женился снова. На еще одной девушке из общины беглопоповцев, возглавляемой Бугровым. Примерная жена родила магнату двух дочерей. Но злой рок убил и вторую семью. Сначала умерла жена, следом вскорости последовали и дочери.

Третью попытку устроить личную жизнь Бугрова предпринимали уже всем миром, всей общиной. Сосватали миллионеру девушку из Москвы, тоже, конечно, старообрядку, но и наследницу богатого московского купеческого рода. Тот брак оказался самым коротким из всех. Третья жена не только не подарила Николаю Александровичу наследников, но умерла спустя всего лишь год, даже не перебравшись окончательно в Нижний Новгород.

В 36 лет Бугров-младший стал и Бугровым-последним. Больше он уже не женился. С одной стороны, не позволяла религия – жениться свыше трех раз для верующего старообрядца считалось чем-то немыслимым. С другой, и сам он уже уверовал в судьбу и невозможность ее поменять…

Был, правда, незаконнорожденный сын, Дмитрий. Тот даже работал какое-то время в конторе отца. Но отношения с недонаследником не сложились с самого начала. А после дикого случая с сестрой жены Николая Александровича окончательно зашли в тупик. Молодой человек, по сути, влюбился в собственную тетю. А когда все вскрылось – сильно запил. Причем в очередной раз.

Родня не придумала ничего лучше, чем отправить выкреста на отдаленный хутор, чтобы его ментальным здоровьем занялись местные крестьянки-знахарки. Дмитрия привязывали к кресту, приковывали цепями к лавке и на протяжении нескольких месяцев растягивали ремнями. С вполне благой целью – пытаясь вытравить из молодого человека нечистую силу.

Однако эффект был скорее обратным. Наступало лишь временное облегчение. А затем приступы бешенства, спровоцированные в том числе и методами его лечения, повторялись вновь и вновь и с всевозрастающей силой.

Находясь в нестабильном состоянии, Дмитрий так сильно кричал и бился о стену, что его пришлось поместить в специальную кожаную рубаху. И в конце концов, даже такого «наследника» у Бугрова не стало.

Сам Николай Александрович почил в Пасху, 16 апреля 1911 года, незадолго до визита в прошлое Юрия Бурлака.