Игрушки дома Баллантайн - Анна Семироль

Элеонор поднимает на него заплаканные глаза.

— Уилл, ей не лучше.

— Я знаю, — сухо отвечает он. — Пойди приляг в моей комнате. У тебя три с половиной часа, чтобы немного восстановить силы. Ровно в шесть тридцать мы отсюда уедем.

Он подает ей руку, помогает подняться. Элеонор вытирает уголком шали слезы с морщинистых щек и, бросив усталый взгляд в сторону кровати, медленно уходит из спальни. Генерал, подавив вздох, присаживается на край постели и поднимает одеяло.

Лежащей в кровати девушке на вид не больше восемнадцати. Спутанные темные волосы разметались по подушке. Между зубами — шейный платок, крепко завязанный на затылке. Девушка яростно грызет кляп, извивается. Ноги ее обернуты одеялом и связаны шнуром от шторы. Второй такой же шнур, пропущенный под кроватью, с двух сторон обвивает запястья, не давая лежащей поднять рук. Обе они ниже трети плеча — механические, а шею заменяет система гибких трубок и штырей, уходящих в плоть. Уильям Раттлер гладит бледный лоб девушки и просит:

— Держись, малышка. Помощь придет.

Спеленатое тело расслабляется. Исчезают из темных, словно спелая черешня, глаз злоба и ненависть. Девушка обмякает и плачет — без слез, беззвучно. Главнокомандующий убирает со лба дочери спутанные пряди и продолжает говорить — спокойно и четко:

— Мы выдержим. Мы с матушкой очень тебя любим, Долорес. Я уверен, что ты меня слышишь. Я тебя не брошу, малышка. Как только рассветет, я сделаю все, чтобы взять этого дьявола. Только держись. Я тебя отвоюю.

Мгновение — и она снова бьется в путах. О том, что будет, если девушка сможет вырваться, генерал запрещает себе думать. Счастье, что ночью он оказался дома. Счастье, что, когда все куклы Нью-Кройдона сошли с ума, у Долорес под рукой не оказалось ничего, что сгодилось бы в качестве оружия. Счастье, что Элеонор не растерялась и помогла мужу связать обезумевшую дочь. Счастье, что телефонная линия работала и Уильям Раттлер быстро доложил императору о ситуации.

— Ваше Императорское Величество, я уверен — это Баллантайн. В городе слишком много перерожденных, и сил полиции не хватит, чтобы установить контроль над ними. Мой император, в Нью-Кройдон необходимо срочно ввести войска. Я распорядился направить к нам полк из округа. Как только появится возможность, я прибуду в штаб. Нет, сэр, с моей семьей все в порядке, дом хорошо укреплен. Да, мой император. Спасибо. Так точно.

Генерал поправляет подушку под головой дочери и думает о куклах Нью-Кройдона. Он знает, что за безумие одновременно овладело всеми городскими перерожденными. И понимает, что быстро этот кошмар не закончится.

«Перед отъездом распоряжусь похоронить погибших», — думает Раттлер. Алиса, перерожденная-компаньонка Долорес, успела сломать шею мисс Нортон, экономке, и серьезно ранить садовника, прежде чем генерал застрелил ее. Раттлер понимает, что до утра садовник не доживет, несмотря на оказанную помощь. О том, как дому Раттлеров повезло, что кроме Алисы и Долорес у них нет других перерожденных, сэр Уильям старается не думать.

«Пережить ночь. Добраться до штаба. Вызвать подкрепление из соседнего округа. Связаться с командующим флотом… Черт! Время! Теряем время!»

Главнокомандующий в отчаянии смотрит на дочь.

«Скольких таких, как она, не смогли удержать? Как много погибло — людей, кукол?»

— Держись, малышка, — шепчет генерал. — Я тебя не брошу.

Ровно в шесть утра Уильям Раттлер распоряжается подать машину. Будит жену, просит не брать с собой ничего, кроме документов и топлива для дочери. Запирает деньги и драгоценности семьи в сейф, переодевается в штатское.

— Сэр, машина у парадного, — докладывает дворецкий.

Генерал сухо благодарит, возвращается в спальню. Отвязывает Долорес и защелкивает наручники на ее запястьях. С завернутой в одеяло девушкой на руках сэр Уильям выходит и садится в машину. Бронированное стекло делает рассветное солнце зловеще-пурпурным.

Раттлер устраивает дочь у себя на коленях, обнимает ее обеими руками. Поворачивается к жене:

— Элеонор, прошу: держи эмоции в себе. А лучше не смотри в окно.

Первая бронемашина трогается с места, за ней вторая. Автомобиль генерала следует за ними. Путь лежит через весь город в Даствуд — северное предместье Нью-Кройдона, в штаб командования имперской армии.

* * *

— Адъютант, доложите обстановку. Хватит уже трястись, не баба.

Голос главнокомандующего звучит устало. Раттлер не отрывает взгляда от настольных часов. Секундная стрелка описывает круг за кругом, молоденький адъютант за правым плечом мямлит, запинаясь, теряя нить повествования.

— Сэр, очень много жертв. Хуже всего дела в промзоне — там пожары. Горит фабрика Баллантайна, склады в Солте, — перечисляет парнишка. — Полицейские не справляются, их начальник убит. Мэр с семьей эвакуированы в столицу…

— Джефферсон, кто учил тебя рапортовать? — взрывается генерал, громыхая кулаком по столешнице. — Мне нужны цифры и факты! И доклад по районам: число погибших, потери противника, расстановка сил. А ты мне про мэра, идиот!

Адъютант бледнеет, вытягивается по стойке «смирно». Раттлер не сводит с него тяжелого взгляда, ждет. Секундная стрелка продолжает бег по кругу.

— Сэр, простите, эмоции… — бормочет Джефферсон.

— К черту эмоции! — рычит генерал. — Как я могу по твоему блеянию понять, что происходит?

— Все плохо, сэр. Уличные бои. Горят богатые кварталы. Старшие курсы кадетского корпуса получили оружие и вышли…

— Кто разрешил гробить детей?

— Господин главноко…

Раттлер с грохотом отшвыривает тяжелый стул и быстро выходит из зала. Ему навстречу спешит молодой капрал в сером от пыли мундире. Рапортует о прибытии драгунского полка в город, докладывает обстановку. Главнокомандующий слушает, не перебивая. Адъютант молча маячит за его спиной. Капрал заканчивает доклад, Раттлер хмурит густые брови, сдержанно благодарит.

— Джефферсон, который час? — спрашивает он через плечо.

— Десять пятьдесят одна, сэр!

— К десяти минутам двенадцатого подготовьте бронемашину. С полным боезапасом. Поедете со мной.

— К-куда, сэр?

— Туда, куда бросили детей, — отвечает Раттлер и возвращается в штаб.

Он спускается в бункер под зданием, открывает бронированную дверь, идет коридорами туда, где слышны голоса и раскатистый мужской смех. Входит в комнату для совещаний, смотрит на собравшееся командование.

— Хорошо сидите, господа. Картишки, вино. — Слова падают каплями расплавленного свинца. — Полковник Хиггс, а почему вы, собственно, здесь?

Пожилой обрюзгший начальник кадетского корпуса встает из-за стола. Падают на пол игральные карты, задетые рукавом.

— Господин главнокомандующий, я на своем месте. — В голосе полковника звучит искреннее удивление.