Контракт стервы - Елена Дженкинз

В итоге, наступят мир и процветание.

В долгой истории противостояния с Уваровыми точку можно было бы поставить прямо сейчас. Договориться с Сатаной — и все. Развернуться и уйти, оставив их всех вариться с собственном яде. Даже Константин не настолько без тормозов, чтобы не осознать ущерб, который может нанести его репутации Егерь. В стране кризис, криминальных авторитетов подчищают, и Уварова могут убрать его же сообщники-торговцы из высших эшалонов власти, чтобы не сдал их. Вопрос стоит даже не о выживании «Константы», а о жизни самого Константина.

Все могло закончится уже завтра.

Но один вопрос все еще оставался открытым, терзая Максима: в чем Фрэнки врала, а в чем — нет? Не думать о ней не получалось, ее образ сидел в подкорке сознания постоянно, как будто она стала частью не просто будней Максима, но и его самого. Пришла внаглую в его жизнь, и уже невозможно отпустить, забыть. Контракт объяснял странные перепады в ее поведении, но какая именно Фрэнки — настоящая, а кто — притворщица? Готова ли она ради Максима отказаться от «Константы» и работы на Сатану?

Один шанс. Максим даст Фрэнки один-единственный шанс сказать правду и объяснить свои мотивы. И если девчонка будет не очень убедительной, то мало этой манипуляторше не покажется. Лучше бы ей не приоткрывать темную сторону егерской души: Максим и сам себя боялся в таком состоянии. Не потому что кричал, нет. Те времена, когда Соня с легкостью толкала Максима в эмоциональную ломку, давно миновали; с тех пор Егерь повзрослел и закалился. Нынче в моменты ярости он был абсолютно спокоен и мыслил с холодным расчетом, как маньяк.

Можно было бы проявить милосердие и просто-напросто вычеркнуть Фрэнки из своей жизни, но мама учила доводить дела до конца.

Главное, чтобы Уварова не довела Максима первой. С нее станется…

— Роберт, как ты мог?! Что с тобой происходит в последнее время? Ты ведешь себя, как… как…

— Как мудак?

Брат развязно улыбнулся, небрежно скрестив руки на груди. Фрэнки опешила. Не бывало еще такого, чтобы у Роберта период агрессивного неприятия действительности затягивался дольше суток.

Девушка посмотрела на перчатку-щетку, которой гладила бок Ацтека (они с братом уединились к конюшне), и нехотя ответила:

— Именно как мудак.

— Может, я наконец решил вписаться в уровень семьи? Ты ведь строишь из себя стерву. Почему бы и мне не походить больше на Сатану?

— Ну знаешь… не такими же методами. Боря просил передать, что если ты тронешь Юлю еще раз, то он тебя препарирует в морге, живьем. А если вы не уничтожите снимки, на которых вы с Юлей, то он сделает лоботомию заодно и твоим сообщникам… если у них мозги есть, конечно.

Роберт вытер руки об испачканный защитный передник, который надевал всякий раз, работая в кузнице с дядей Тимом, и прислонился к деревянной перекладине загона.

— Слушай, я со своими делами сам разберусь. А к ней… с ней я тоже решу вопрос.

— Тебе сказано к Юле не приближаться!

— Не смей со мной так говорить! Ты моя сестра, а не судья! — со злостью перебил Роберт. — О тебя кто попало ноги вытирал годами, и мне нельзя было даже пикнуть. Ты хоть представляешь, что это такое для брата — видеть несправедливость и не иметь права заступиться? Стоило мне вмешаться, ты читала мне морали о том, что я оскорбил постороннего человека. А теперь ты вдруг стала защитницей обездоленных, хотя ты ничего о Юле не знаешь, она тебе чужая! Ты можешь просто встать на мою сторону?! Хоть раз!

У Фрэнки выступили слезы на глазах, и она утерла вспотевший лоб свободной рукой. Освещение в конюшне было тусклое, да и зябко немного. Фрэнки стащила перчатку, потом, встав на стульчик, набросила на Ацтека стеганую коричневую попону и вышла к брату. Конь тут же недовольно заржал, требуя, чтобы Фрэнки вернулась.

— Я — на твоей стороне, Роб, и всегда там останусь. Меня дрессировали не терять лицо, вежливо улыбаться, даже если кошки на душе скребут. Мне очень… — злые слезы полились по щекам от эмоций, — очень трудно избавиться от грязи, которую наращивали на мне под видом золота. Сначала меня ломали всю жизнь, а теперь требуют по мановению волшебной палочки стать стальной леди, потому что папа так захотел. — Фрэнки всхлипнула и утерла глаза. — Понимаю, своей головой нужно думать, но когда тебя дрессируют с детства, то очень сложно избавиться от приобретенных рефлексов.

Роберт выругался и подошел, чтобы обнять. Фрэнки уткнулась лбом в грязный передник, который пах железом и сажей. У брата были крепкие руки; пальцы загрубели от гитарных струн.

— Давай пошлем все и уедем, — предложил Роб. Он не выносил слез Фрэнки и сразу выпадал из реальности. Это у них было общее: они любили метаться из крайности в крайность.

Фрэнки покачала головой, прижимаясь щекой к перепачканной ткани фартука.

— Я никуда не поеду. Вот как с Ацтека, счищу со своего мозга все то дерьмо, которое на нем есть, и выиграю. Никому больше не позволю папе ломать себя. Это ради нас с тобой, Роб. А бежать — это трусость. Особенно сейчас…

— А что сейчас особенного?

— Я влюбилась. — Она грустно улыбнулась.

— Я тоже. — Хриплый ответ брата прозвучал на выдохе, как будто случайно проговорился, под воздействием момента.

— В Юлю?

— Да. В кого же еще.

— Как же ты мог с ней поступить по-свински, в таком случае?

— Потому что я мудак.

— Не верю.

— Я мудак, потому что довел ситуацию до абсурда и не рассказал Юле правду вовремя. Она очень пренебрежительно относится к моей группе, два года терпел ее ехидные подколки. В итоге пацаны захотели сбить с нее спесь. Мы поспорили, что я уложу Юлю в постель. А тут этот долбанный конкурс — консерватория предоставляет победителю музыкальную стипендию. Участвуют соло или группа. Ну и…

— Юля победила?

— В том и дело, что нет.

Фрэнки отстранилась, чтобы заглянуть в лицо брату, и возликовала:

— Ты?!

— Да. Вот только моих ребят не взяли. Сказали, что меня одного хотят, потому что я и гитара, и соло, и композитор.

— Ты теперь поешь?!

— Да, мой солист не вытягивал последние композиции, пришлось на конкурсе самому спеть. Короче… Пацаны психанули. Я сказал, что отказываюсь от пари на Юлю, что меня это все достало. Я без понятия был, что они нас засняли. Честно. Они просто насолить мне решили, знали, что я на нее запал. Рассказали ей все, фотки отдали… В общем. Такие вот дела.

— Почему же ты молчал так долго?! И о конкурсе, и о Юле?

Фрэнки была в шоке от того, как сильно они отдалились в последние месяцы. Такого раньше не случалось, и это было пробуждающей пощечиной: они с братом едва не стали чужими, пока решили свои проблемы.