Муж для дочери Карабаса - Наталия Миронина

– Нам пора ехать, – помолчав сказал Леонид, – пса надо домой завезти. Жена не успеет забрать его – у нее совещание в министерстве. А мне надо на работу. Очень приятно было встретиться.

Он расплатился за завтрак, встал, окликнул пса.

– Всего хорошего, – произнес он еще раз и, не дожидаясь ответа, пошел в сторону машины.

«Какой я дурак! Вот чего сорвался к ней?! И на черта мне это надо? Господи, да никогда она не будет спокойно воспринимать меня. Будет вечно что-то подсчитывать. Нет, вовремя я получил по лбу. Хороший урок», – ворчал он про себя. А сев в машину, тут же позвонил Ольге.

– Ты где? Я соскучился! – На него вдруг нахлынула нежность. Вот тот человек, который все про него знает. Понимает его и, самое главное, этот человек добросердечно снисходителен. Ольге ничего не надо объяснять – она сама всему знает цену.

– Леня, тебя покусал пес? – осведомилась жена после паузы.

– Почему ты так решила?

– Голос больно жалостливый.

– Я ничего подобного больше тебе не скажу. – Леонид попытался «надуться».

– И зря. Я же люблю тебя, – произнесла Ольга как-то по-деловому, но он сразу понял, что это правда, что это искренне.

– Я везу нашего монстра домой. Все нервы истрепал.

– Вези. И передай ему от меня привет.

И этот день Леонид отработал плохо. Майя Михайловна, стараясь его не беспокоить, отваживала посетителей, сама переносила намеченные встречи. Она не хуже своего начальника понимала степень важности того или иного момента, и теперь, видя что Леонид Сергеевич не в духе, брала на себя ответственность.

Но это не спасало ситуацию. Весь день звонил Мезенцев, который точно так же вел «профилактические» разговоры, целью которых было убедить зятя при необходимости пренебречь ведомственной этикой. И опять Леонид, стараясь держать себя в руках, отвечал обстоятельно, а Мезенцев становился злым, говорил обидно и резко.

– Леня, мне не нравится то, как ты ведешь дела. Мы так не договаривались! – не скрывая недовольства, гаркнул Мезенцев.

– А мы вообще с вами никак не договаривались! – внезапно прокричал в трубку Леонид. – Мы не договаривались, что я буду подставлять свою шею ради любого проекта. Ради любых «нужных» людей!

Мезенцев оторопел, а потом тихо попрощался:

– Всего тебе хорошего, Леня.

Хитров бросил трубку. Его колотило от злости, тесть с ним разговаривал как с дурным подростком. И эта неземная жажда повязать всех интересом и обтяпать дело! «А если я не хочу вообще заниматься этим? Ну, вот совсем не хочу! Если я откажусь?! Что он со мной сделает? Уволит? Воспользуется связями и уволит? Шалишь! Не выйдет, никто не посмеет сунуться в родственный конфликт. А его попытки мне отомстить будут выглядеть именно так!» – Хитров метался по кабинету, и на звуки его шагов прибежала чуткая Майя Михайловна.

– Леонид Сергеевич, простите, но тут такое дело, – она бесстрашно улыбнулась, – вам просили кое-что передать.

– Кто еще? – гаркнул Леонид.

– На секунду заехала Ольга Константиновна. Просила вас не беспокоить и передать вот это. – Майя Михайловна аккуратно поставила на боковой стол сверток. В комнате запахло корицей.

Хитров повел носом:

– Горячие еще?

– Конечно. Я вам чай сейчас принесу.

И, не дожидаясь ответа, Майя Михайловна скрылась в приемной.

Леонид развернул хрустящую бумажку и вытащил масляный рулет с корицей. Он обожал их, и Ольга это знала. А еще она любила иногда без предупреждения заехать к нему на работу и оставить какой-нибудь вкусный сюрприз. Она никогда не входила в кабинет Леонида, никогда и в приемной не задерживалась, Ольга просто подобным жестом напоминала, что у него есть она, которая помнит, заботится, скучает.

– Майя Михайловна, я сейчас выпью чаю и поеду домой. Второй день никакой нормальной работы.

– Конечно, завтра все наверстаете. – Майя Михайловна даже всплеснула руками от умиления. Ее молодой и красивый шеф не иначе спешил к жене, домой.

А дома было хорошо. Пес приставал к Ольге, требуя внимания, игры и угощений. Дома пахло кинзой и укропом, телевизор, обиженный невниманием, бормотал новости, занавески на окнах ходили ходуном от ветра, а на диване Леонида уже ждала его любимая книжка.

– Жена, как же я люблю наш дом! И тебя. И даже это чудище, которое я сам привез.

– Мы тоже тебя любим. – Ольга внимательно присмотрелась к мужу, но ничего не спросила.

Потом они ужинали, ходили на речку, пытались научить пса лежать на коврике. Утомившись, они валетом устроились на диване, каждый со своей книжкой, но читали невнимательно. Гораздо важнее сейчас были мимолетные, теплые прикосновения друг к другу. В них не было ничего сексуального, они несли более важную нагрузку. Каждый из них подтверждал преданность таким вот вечерам.

Поздно ночью, уткнувшись Леониду в плечо, Ольга пробормотала:

– Отец зол. Очень зол. Но это не имеет никакого отношения к нам. Запомни это.

Леонид на минуту замер, осмысливая услышанное, а потом спокойно произнес:

– Я это всегда знал. Я всегда это знал. Это не имеет отношения к нам.

Смутные времена наступают внезапно – все одно к одному сплетается в плотный клубок. Размотать его невозможно, кажется, что все мелкие и крупные неприятности затянулись в узелок, что одна неприятность является продолжением другой. Леонид наутро открыл глаза и понял, что для него это время наступило. Раздражающие его непорядок, неустроенность и зыбкость – это не настроение, это не дурное пасмурное утро, это явь. И пока он не узнает, что с этой явью надо делать, покоя ему не будет.

– Леня, – Ольга сидела за столом и пила чай, – ты постарайся с отцом не спорить. Бесполезно. Ты молча принимай те решения, которые считаешь верными.

– Боюсь, это ему особенно не понравится, – вздохнул Леонид.

– Мы же не можем делать только то, что нравится другим.

– Ты понимаешь, что тут все сложней.

– Я понимаю, что отец требует полного подчинения и выполнения задач любой ценой. Вот поэтому я тебе и говорю, что ты думай своей головой.

Леонид посмотрел на жену. Ольга была совершенно спокойной. Видимо, Мезенцев вчера сорвал досаду на дочери, а потом извинялся. С Ольгой Мезенцев никогда не будет ссориться. Он, скорее, промолчит, утаит, скроет, но не скажет ничего такого, что могло разобщить его с дочерью.

– Оля, у тебя столько дел, а ты беспокоишься о наших спорах. Ерунда это все. Всегда мы с ним договаривались, и сейчас договоримся. Только со временем это становится все трудней, – Леонид улыбнулся жене, – я же тоже старею и имею право на собственные капризы.

– О да, ты стареешь! Тебе тридцать лет.

– Почти тридцать один, – улыбнулся Леонид.