Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать - Татьяна Литвинова

интересный человек, и его важно послушать и расспросить, потому что он был в сталинском лагере. Тогда я в первый раз услышала о сталинских лагерях. Московский друг дяди Саши попал в лагерь за то, что изучал язык эсперанто.

На главную вершину Бештау мы забирались и раньше. Как всегда, мы поднялись со стороны поселка Иноземцево, а спускались на Железноводск, где самый легкий путь. (Со стороны Пятигорска и Лермонтова сплошь осыпи и закрытые урановые шахты.) Уже внизу, ближе к городу, было хорошее место для привалов у чистого родника, где мы разожгли костер. И папа с дядей Сашей стали расспрашивать московского гостя. Мне было, кажется, 12 лет. Я ходила вокруг, ждала, когда они поговорят и мы пойдем домой. Такой скучный пикник… Из того, о чем они разговаривали, я запомнила лишь одно – когда друг дяди Саши вышел из лагеря и стал устраиваться на работу, он удивился, что его готовы принять: «Я же враг народа!..» После этого похода папа сказал мне, что московский гость рассказывал о пытках, действительно имевших место в сталинских лагерях. Папа описал мне какую-то пытку с его слов, но я не запомнила. Помню только, что она была связана с водой. Уже будучи взрослой, я стала замечать за людьми, в том числе за собой, такую психологическую защиту: когда разговор заходит о чем-то ужасном, человек начинает скучать, отвлекаться, как будто ему это совсем неинтересно.

Сейчас я вспоминаю все больше случаев, когда папа упоминал о событиях того страшного времени. Он всегда ими интересовался, хотел понять, узнать подробности. Интересно, что при этом живой памятью были находившиеся рядом члены семей репрессированных, а иногда и они сами! Например, папина мать, бабушка Нина, была дочерью репрессированного, но папа не знал об этом. И папина жена, наша мама – дочь репрессированного. Об этом тоже никто из нас не знал. В доме бабушки – папиной мамы – время от времени появлялся один и тот же родственник, «привидение» Вильгельм – он тоже был репрессирован и прошел через лагеря, но мы об этом не знали! Мы не раз обедали у бабушки Нины с Вильгельмом, а папа так обрадовался возможности сходить в поход с бывшим узником ГУЛАГа и посидеть с ним у костра! Папа, очевидно, что-то чувствовал, хотя и не знал. Он, как и его отец, женился на дочери репрессированного, и его жена (то есть моя мама) тоже не знала. Никто ничего не знал? В конце жизни, уже в 1990-х годах, бабушка Нина рассказала папе, что ее отец был в сталинском лагере и умер от полученного там туберкулеза. Видно, настало время, когда она решила, что пора об этом рассказать. А бабушка Нюся, кажется, не ждала такой возможности. Ее отношения с исчезнувшим дедом были сложными. Она вышла замуж во второй раз, когда маме было восемь лет. Мама мне говорила, что первый муж бил бабушку «за детей». Может быть, она фантазировала о родном отце как о своем заступнике. Не знаю, бил ли дед Федор бабушку Нюсю, но сама она била маму сильно. Могла ли мама вести себя иначе, чтобы ее не били?

Ребенку важно верить, что отношение взрослых к нему зависит от него самого. Ведь быть беспомощным очень страшно. К тому же дети часто готовы считать себя плохими, чтобы сохранять образ хорошего, справедливого родителя.

Помню одного мальчика, которого часто и сильно била мама. У него была одна постоянная тема рисунков: как хороший Человек-паук бьет плохого Человека-паука. Ему было нужно и важно верить, что мама хорошая, а он – плохой. Тогда все не так безнадежно и есть возможность исправить ситуацию. Намного труднее ребенку было бы понять, что мама бьет его, потому что ей трудно, потому что отец мальчика ее бросил и сын на него так похож. И к тому же в детстве ее точно так же била мать. («Но мы с ней друг друга очень любили!»)

Ребенку важно понимать, чего от него хотят. Иначе неизвестно, как себя вести, чтобы быть хорошим, и тогда реакции родителей оказываются непредсказуемыми. Помните, как папу в детстве кто-то научил песенке про Сталина? Забавная песенка – ходит мальчик и поет с удовольствием. Узнав об этом, я тоже не поняла, за что мать так сильно его ударила. Он и сам тогда, наверное, не понял и был в шоке. И только запомнил, как сильно она испугалась. Мне сейчас грустно думать о мальчике, который пожалел не себя, а маму. Хороший мальчик… Но ведь он тогда, скорее всего, испугался сам.

Папа таким и остался. Когда я была уже взрослой, он говорил мне, что если я хороший человек, то другой для меня всегда значит больше, чем я сама. Я ответила: значит, для другого человека я должна значить больше, чем он сам, если этот человек хороший. Он засмеялся, будто я удачно пошутила, и сказал: «А это неверно». Злюсь до сих пор! Папа, твоя дочь вообще имеет право за себя постоять? Или чего-то для себя хотеть? А он был сыном травмированной матери и с детства привык не требовать к себе внимания. Я слышала о нем такую историю. Взрослые случайно обнаружили, что он плохо себя чувствует: кто-то проснулся и увидел, как Витя тихонько ходит по комнате из угла в угол. У него болело ухо, но он не хотел никого будить; он с детства усвоил, что мама слишком несчастна и он не должен доставлять ей неприятности.

Как справлялась со своим несчастьем бабушка Нина? Бывало, приманит к себе во двор бездомную кошку и начнет подкармливать. Все сокрушалась, что кошка худая, что у нее морда узкая. И бабушка начинала кормить кошку и ждала, пока морда у той не округлится. Помню одноглазую кошку по кличке Киса, которая, на радость бабушке, стала со временем гораздо упитаннее. Уже будучи взрослой, я рассказала о бабушке и ее кошках Марьиванне, у которой жила тогда на квартире. Марьиванна сказала: «Значит, добрая была бабушка». Я удивилась. Я не привыкла хорошо думать о бабушке Нине, ведь мама всегда отзывалась о ней плохо, и папа ей не возражал. А потом бабушка перестала заводить кошек. Сказала, что тяжело каждый раз их терять… Я тогда не знала, что в жизни бабушки Нины было много потерь. В жизни моих родных с обеих сторон было много потерь.

Когда мне было лет 10, я придумала себе план самой лучшей и достойной жизни. Все подробно расписала: как вырасту, чем