Бомбы сброшены! - Гай Пенроуз Гибсон

В марте 1944 года южное крыло нашего фронта вело оборонительные бои, отражая яростные попытки советских войск прорвать нашу оборону. Если бы этот прорыв увенчался успехом, рухнул бы весь германский фронт. Моя группа пикирующих бомбардировщиков базировалась в Рауховке, в 200 километрах к северу от Одессы, поддерживая нашу пехоту. Полеты приходилось вести с раннего утра до позднего вечера, и мы буквально выбивались из сил, чтобы облегчить положение наших товарищей, ведущих тяжелейшие бои. Мы уничтожали вражеские танки, артиллерию и «сталинские органы». Наши усилия принесли результат, и нам удалось предотвратить решающий прорыв нашего фронта. Более того, эти победоносные оборонительные бои позволили нашей армии через несколько недель в полном порядке отойти на новые позиции далее к западу.

Как-то раз во время этих боев мы летели вдоль Днестра на разведку. От наших румынских союзников пришло срочное сообщение, что большие колонны русских автомобилей и танков движутся вокруг Ям поля на запад. Сначала мы решили, что это просто бред. Если бы такое сообщение оказалось правдой, это означало бы, что Советы одновременно с наступлением на юге прорвали фронт на севере и уже находятся в 200 километрах у нас в тылу, в Бессарабии. Я отправился на разведку вместе с еще одним пилотом. К несчастью, наши опасения подтвердились. Крупные силы советских войск сосредоточились в районе Ямполя, там уже строился большой мост.

Можно только гадать, почему эта крупная операция до сих пор не была нами замечена. Но в этом нет ничего особенно удивительного, так как и ранее это не раз происходило во время русской кампании. Наш Восточный фронт всегда был слишком тонким. Очень часто большие участки между ключевыми пунктами контролировались лишь патрулями. И снова цепь наших укреплений была прорвана противником как раз в такой незащищенной зоне. Вероятно в глубоком тылу мы могли бы развернуть на пути наступающего противника маршевую роту или какие-нибудь тыловые подразделения. Обширная территория была самым надежным союзником русских. Имея совершенно неисчерпаемые людские ресурсы, противник всегда мог бросить крупные силы в любой из таких разрывов в сплошной линии фронта.

Хотя ситуация в районе Ямполя сложилась угрожающая, мы не считали ее совершенно безнадежной, так как этот район фактически являлся воротами в Румынию, и потому румыны должны были его оборонять. Поэтому, когда командир инструктировал меня перед этим полетм, он сказал, что на Днестре должны быть развернуты несколько румынских дивизий, значит мне следует тщательно опознавать цели, перед тем как атаковать их. С воздуха крайне трудно было отличить румын от русских, так как их мундиры были очень похожи.

Стратегическая цель советского наступления была совершенно ясна: окружить крупную группировку наших войск на юге и одновременно постараться прорваться через Яссы к нефтяным месторождениям Плоешти. Так как от моей группы по-прежнему требовали ежедневных вылетов в район Николаева, мы просто физически не могли совершать более одного или двух вылетов к Ямполю. Для всех этих операций мы использовали аэродром подскока в Котовске. Но теперь, что было совершенно необычно, нам приходилось лететь на запад. Нашими главными целями были места сосредоточения войск возле Ямполя и мост, который русские строили там же. После каждой атаки Советы немедленно заменяли поврежденные понтонные секции и еще больше торопились закончить постройку моста. Они пытались предотвратить наши атаки, сосредоточив вокруг моста большое количество зениток, а также с помощью истребителей. Однако ни разу они не сумели отвлечь нас от выполнения задачи.

Наши успехи подтверждались перехваченными русскими радиограммами. Они были полны обвинениями в адрес собственной истребительной авиации, «сталинских соколов». Командование сухопутных войск обвиняло их в трусости и перечисляло свои потери в живой силе и технике, которые стали следствием этой трусости. В штабе моей группы был офицер, владевший русским языком, который настраивал свою рацию на волну русских и постоянно переводил нам их переговоры. Русские часто матерились по радио, чтобы помешать нашей службе радиоперехвата. Они использовали почти те же самые частоты, что и мы. Они часто пытались вынудить нас атаковать иные цели. Разумеется, указанные ими пункты лежали на германской территории. Эти фальшивые целеуказания делались на хорошем немецком языке, но мы быстро разгадали эту уловку, да и я сам был достаточно умен, чтобы, находясь в воздухе, опуститься пониже и удостовериться, что указанная цель действительно являет вражеским объектом. Очень часто мы слышали предупреждение: «Отмените атаку. Этот пункт занят нашими войсками». Понятно, что такие предупреждения передавал русский. Но его последние слова обычно заглушал грохот разрывов наших бомб. Мы не раз от души смеялись, слушая проклятия русской пехоты в адрес своих истребителей.

«Красные соколы, мы сообщим комиссарам о вашей трусости. Немедленно атакуйте фашистских свиней. Мы снова потеряли собранные для постройки моста материалы и технику».

Но мы давно знали о недостаточно высоком боевом духе советских истребителей. Лишь немногие отборные подразделения были исключением из этого правила. Эти сообщения о потерях противника были лишним подтверждением успешности наших действий.

* * *

За несколько дней до 20 марта 1944 года нас приковала к земле исключительно плохая погода — шли проливные дожди. На летном жаргоне это характеризовалось так: «Даже воробьи пошли пешком». Эта погода, наконец, позволила Советам продолжить свое наступление и переправиться через Днестр без помех. У нас просто не было шансов создать прочный фронт на пути наступающих орд. Мы не могли отвести из района Николаева даже одну роту, а резервов не имелось вообще. Но все-таки мы надеялись, что наши румынские союзники будут защищать собственную страну с фанатичной яростью, на что их подтолкнет инстинкт самосохранения, и это позволит как-то компенсировать численное превосходство противника.

20 марта после, 7 вылетов в район Николаева и Балты, я поднял в воздух свою группу в восьмой раз. Впервые за последние 5 дней нам снова предстояло атаковать мост возле Ямполя. Небо было прозрачно-голубым, и мсжно было смело ожидать, что за время затянувшейся передышки противник значительно усилил ПВО моста, подбросив новые зенитки и истребители. Так как мой аэродром и сама Рауховка превратились в болото, наша истребительная группа перебазировалась на бетонные полосы одесского аэродрома. Наши пикировщики имели более широкие шины на шасси и потому были лучше приспособлены для борьбы с грязью. «Штука» не сразу тонула в ней. По телефону мы назначили встречу истребителям сопровождения на конкретное время в 50 километрах от цели на высоте 2300 метров над широкой излучиной Днестра. Но какие-то сложности помешали нашим истребителям, и они на рандеву не прибыли. Поскольку цель была прекрасно видна, разумеется, мы ее атаковали. В составе группы имелись несколько новых экипажей. Их подготовка оказалась не столь хорошей, как следовало бы. Все действительно хорошие летчики к этому времени уже давно оказались на фронте, а в учебных подразделениях было жестко ограничено количество бензина, выделяемое на подготовку летчика. Я твердо уверен, что если бы мне выделили эти крохи, то и я летал бы ничуть не лучше этих зеленых новичков. Мы все еще находились в 30 километрах от цели, когда я предупредил остальных: «Вражеские истребители». Приближались более 20 советских Лаг-5. Бомбовая нагрузка ухудшала маневренность пикировщиков. Мы построились в оборонительный круг, чтобы в любой момент какой-то из наших самолетов мог оказаться позади истребителя, заходящего в хвост предыдущему бомбардировщику. Несмотря на завязавшийся воздушный бой, я все-таки старался выполнить поставленную нам задачу. От отдельных русских истребителей, которые выходили на меня в лобовую атаку, я уклонялся умелыми маневрами, а потом, в самый последний момент, проскользнул сквозь рой вражеских самолетов и начал набирать высоту. Если неопытные пилоты переживут сегодняшний день, они многому научатся.