Гувернантка - Салли Лэннинг

– Что бы ты ни купил, я ничего не оставлю себе! – заявила Энн, уперев руки в бока.

– Ты же еще не знаешь, что это будет.

– Ты сводишь меня с ума!

– Взаимно, – ответил Мартин.

Энн взглянула на него из-под ресниц.

– О! Наконец-то у нас нашлось что-то общее.

– У нас намного больше общего, чем ты думаешь, – сказал он, лаская взглядом ее тело. – Вот мы и пришли.

У Тиффани он показал полоску материи, которую захватил у Ланди, сообщил, где кончается лиф, и добавил:

– Думаю, кулон. Что-нибудь незамысловатое. Может быть, изумруды и хризолиты?

– Думаю, у нас есть как раз то, что вам нужно.

Кулон представлял собой изумруд с двумя хризолитами по бокам. Камни были оправлены в золото и свисали на тонкой золотой цепочке. Энн, потеряв дар речи, снова смотрела на себя в зеркало и поняла, что это именно то, что требуется к купленному платью. Затем были принесены серьги с изумрудами.

Когда продавец снова удалился, Энн прошипела:

– Мартин, это безумие! Что я со всем этим буду делать – надевать, перед тем как делать уколы? Или выносить судна? Ты и так уже потратил уйму денег.

– Это платье требует украшений, – непреклонным тоном заявил он. – Можешь продать их потом. Это даст тебе возможность оплатить курсы.

– Ты ни за что не заставишь меня взять их!

– Женщины, приходящие сюда, обычно не спорят с мужчинами, которые… Энн, в чем дело?

Она еле сдерживала слезы.

– Это издевательство, – дрожащим голосом проговорила Энн. – Мне все это ужасно не нравится.

– Издевательство над чем? – спросил он.

– Над самим процессом дарения. Он не должен быть односторонним. И никак не связан с деньгами и властью. Неужели ты не понимаешь?

– Тебе не нравится кулон?

– Он чудесный. Но дело в другом. – Вновь появился продавец, и Энн пробормотала: – Ах, неважно. Я знаю, ты не в состоянии это понять.

Драгоценности были упакованы и оплачены, доставка заказана, и Энн с Мартином вышли на улицу.

– В два тридцать тебя будут ждать в косметическом салоне, – сообщил Мартин и назвал адрес. – Тебе сделают прическу и маникюр.

Их огибали люди, сплошным потоком спешившие по тротуару. Небо потемнело, воздух был влажен, начинал накрапывать дождь. Энн вдруг почувствовала себя очень усталой.

– С меня достаточно, – сказала она. – Более чем достаточно. Я хочу прогуляться пешком. Мне нужно побыть одной. Но к ланчу я вернусь.

– Энн, – со значением начал Мартин, – это о подарках. Видеть тебя в моем доме с Тори, которой ты спасла жизнь, – подарок. Наблюдать, как вы вместе играете, смеетесь – тоже подарок. Что бы ты ни купила мне, оно будет стоить намного меньше. И изумруды – также ничто в сравнении с этим.

Энн молча смотрела на него, в то время как ей хотелось мотать головой, кричать, топать ногами от бессилия.

– Увидимся вечером, – наконец пробормотала она.

Мартин положил руки ей на плечи.

– Кулон… Я хочу, чтобы ты взяла его, Энн. Три камня – изумруд и два хризолита. Думай о Тори, обо мне и о себе. Как ужасно, если бы в нем не оказалось изумруда! Но ты и я – не пара дополняющих друг друга хризолитов!

– Ты оставишь его себе? Для меня это очень важно.

Зеленые глаза были полны смущения.

– Я… думаю, да.

Он быстро расцеловал ее в обе щеки.

– Вот и хорошо. А теперь ступай, а то опоздаешь к ланчу. А я пропущу конференцию.

И он зашагал к тому месту, где был припаркован лимузин. Энн пошла в другую сторону. Стоило ей расставить все точки над «i» в отношении Мартина, как он говорил нечто, заставляющее ее взглянуть на него в другом свете. И вот результат – приняла безумно дорогой подарок от человека, который не знал, что она носит его ребенка. Она сознательно обманывает его – и принимает от него драгоценности необычайной красоты и экстравагантности. Драгоценности и благодарность, думала Энн с болью, – вот все, что Мартин может мне предложить. О любви нет даже речи.

В восемь вечера она была одета и готова к выходу. Они с Тори поужинали вдвоем в комнате Энн, и теперь девочка уютно свернулась калачиком на ее кровати вместе с Плашем. Медведь, подаренный Келли, отсутствовал. Энн последний раз оглядела себя в зеркале, и Тори с детской непосредственностью воскликнула:

– Ты похожа на сказочную принцессу!

Ту, которая нашла своего принца? Но принцу она не нужна. Или нужна только в постели. Может быть, это платье заставит его передумать? Эта мысль возникла неизвестно откуда. Нет, мне не нужен Мартин! – в панике подумала Энн. Я не люблю его. Конечно нет. Или люблю? Разве я не отдала бы сотню таких кулонов за то, чтобы он держал меня в объятиях и говорил, что любит меня?

Она снова посмотрелась в зеркало. Ее волосы были высоко подобраны, оставляя обнаженной длинную молочно-белую шею. Платье сидело идеально, кулон таинственно мерцал на груди, в то время как серьги в ушах сверкали и сияли. Она казалась спокойной и элегантной.

Спокойствие было фальшивым. Но платье – настоящим. Может быть, оно действительно способно заставить Мартина посмотреть на нее другими глазами? Глазами, которые видят не одно только тело? Тело, которое носит его ребенка. Энн не хотела, чтобы ее ребенок рос без отца. Значит, в этом все дело?

Она призналась себе, что всячески избегает правды. Мартин нужен ей сам по себе – телом и душой. С его пылом и нежностью, с его смехом и внимательностью. Нужен для нее самой. Так же, как и для ее ребенка. Так, может быть, это любовь?

Тори, слегка поежившись, сказала:

– У тебя такой вид, будто ты увидела привидение.

Энн быстро взглянула на девочку.

– Я… я просто мечтала.

– Держу пари: папа тоже скажет, что ты похожа на принцессу.

– Твоя мама затмит меня, Тори.

– Но ты симпатичней; – наивно возразила Тори.

Энн едва сдержала улыбку.

– Спасибо за то, что помогла мне застегнуть кулон, – сказала она; застежка оказалась слишком мелкой, чтобы справиться самой.

– Он такой классный! Ты, наверное, очень нравишься папе, если он подарил тебе его.

Энн ласково произнесла:

– Он просто хотел выразить свою благодарность, Тори. Не строй воздушных замков.

Чем в данный момент занималась она сама.

Завтра, подумала она. Завтра нужно сказать Тори, что вскоре я уйду. Энн думала об этом с ужасом. Но сделать это было необходимо, и сделать со всем тактом и заботой.

– Спущусь-ка я вниз, – сказала Энн. – Уже пора выходить.