Десантник. Из будущего - в бой! - Олег Таругин

– Хорошо бы. Вот только вряд ли, Вася, все так легко будет.

– Точно говорю, встретимся еще!

– Да я не о том… – устало вздохнул десантник. – Никуда нас не отведут. Помнишь, как мы над передком летели? Вниз глядел? Не выдержит фронт до завтра, прорвут немцы. А нас, соответственно, дыру затыкать бросят. Винтовку в руки – и вперед.

– Уверен? – заметно погрустнел сержант.

– Ну, как тебе сказать? Чтобы быть полностью уверенным, нужно знать сегодняшнюю тактическую обстановку на как минимум десятикилометровом участке фронта. Силы и планы сторон, доступные резервы, разведданные, в том числе воздушной разведки, и все такое прочее. Я всего этого не знаю, как и ты. Комбат, может, что-то и знает, но, уверен, далеко не все. Да и штаб корпуса вряд ли полностью обстановку представляет, а решения принимает в авральном порядке, в качестве ответных мер на действия немцев. Потому я и предположил, что в случае очередного прорыва нас отправят на передний край.

Нахохлившись, летун несколько секунд молча топал рядом, затем негромко пробурчал, стараясь, чтоб не расслышал ведущий их в расположение кухни красноармеец:

– Теперь уже ты пораженчество разводишь…

– Не пораженчество, Вася, ты мягкое с теплым не путай. Это называется «реальный анализ обстановки». Разве я где-то сказал, что собираюсь в тыл впереди собственного визга драпать? Нет. Скажут – пойду вместе со всеми. Мое место в бою, сам же сказал, что воевать умею. Просто хочу, чтобы ты ненужных иллюзий не строил и был ко всякому готов. Если окажусь прав, держись рядом, пока по лесам шли, сам видел, вдвоем выжить легче. Да и притерлись мы друг к другу, а в бою это важно. Согласен, товарищ истребитель?

– Да согласен я, согласен… Все ты правильно сказал, будто сам не понимаю. Просто настроение совсем испортил.

– Не переживай, настроение поправим, – ухмыльнулся Степанов. – Как насчет спиртяшки?

– Леша, ну я ж серьезно! Хватит уже шутить!

– Шутить, Вася, никогда не хватит. Иначе недолго и башкой поехать. Война – она такая штука, пессимистов-трезвенников первыми прибирает. Кстати, не знаешь, куда мой пулемет подевался? А то я после того, как фрица сбил, почти ни хрена не помню.

– Бойцы унесли куда-то, – автоматически ответил Борисов, продолжая размышлять над услышанном. – А что?

– Да привык я к нему, надежная машинка. Если завтра в бой кинут, нужно бы обратно стребовать. Вторым номером пойдешь? Главное, чтобы комбат не уперся.

Ответить летун не успел: красноармеец внезапно остановился, поправил на плече ремень «трехлинейки» и махнул рукой, указывая направление:

– Вона тудой топайте, товарищи сержанты, видите, где костер горит? Тама вас, значит, харчем обеспечат, товарищ майор распорядились. А я, стал быть, пойду.

– Спасибо, боец, – вежливо поблагодарил Леха, мельком подивившись, что тот уже в курсе их званий. – Как звать-то? А то мы тут никого больше и не знаем.

– Иваном мамка с батей назвали, – степенно пробасил тот, разгладив прокуренные пшеничные усы пожелтевшим от никотина пальцем. – Красноармеец Гаврилюк, стал быть.

– Ну, вот и познакомились. Пошли, Василий, как гласит народная мудрость – война войной, а обед по расписанию.

– Это поговорка? – на всякий случай осведомился летун. – Никогда такой не слыхал.

– Типа того. Ты вообще много чего еще не слышал.

– Это да, – фыркнул Борисов. – Знаешь, Леша, странно ты все-таки говоришь. И шутишь тоже непривычно. Уж который день знакомы, столько вместе воюем, а все никак свыкнуться не могу. И ведь все понятно, но звучит как-то не так.

– Ну, так напиши вон товарищу начальнику особого отдела, он оценит. – Пожав плечами, десантник потопал в сторону костра, вокруг которого расселись с десяток бойцов. – Может, я все-таки немецкий диверсант и зря ты за меня поручился.

– Иди в жопу! – вдруг выкрикнул летун, сбившись с шага. – Задолбал уже своими шуточками! А еще комсомолец!

«Похоже, и на самом деле перебор, – вздохнул Степанов, хлопая товарища по плечу. Тот дернулся, сбрасывая руку, и демонстративно отвернулся. – Перегнул палку, это все от нервов. А нервы реально расшалились, поспать бы хоть немного. Но сначала – пожрать».

– Ладно, Вась, извиняй, и вправду не смешно вышло. Устал я шибко, вот и несу всякую хрень. Да не дуйся ты, словно баба, я ж извинился. Мир? Вот и ладненько, обещаю юморить пореже. Пошли хавать, пока дают, а то у меня в животе уже кишка кишке долбит кишкою по башке…

Поесть спокойно им не дали. Нет, исполняющий обязанности кашевара ефрейтор безропотно выдал им по банке разогретой на костре тушенки, ломтю засохшего до сухарной твердости хлеба и кружке жиденького, почти несладкого чая. Однако едва товарищи приступили к завтраку, успевшие поесть раньше бойцы подсели ближе, и начались расспросы. От простых «кто вы такие, откуда?» до более сложных, в духе «эх, как вы того фрица сшибли, где так стрелять научились?» и «а оружие вы у немцев в бою отбили, да?».

Поскольку нужно было налаживать отношения с будущими боевыми товарищами, с которыми, если десантник не ошибся, уже совсем скоро придется идти в бой, пришлось отвечать. С оглядкой, разумеется, чтобы лишнего ненароком не сболтнуть. Отдувался в основном Алексей, поскольку пребывающий в мрачном настроении истребитель отделывался односложными ответами. Деловито постукивая краем ложки о край консервной банки, Леха выдал красноармейцам сильно урезанную версию их похождений. Мол, встретились в лесу, пробирались к своим. По пути чудом отбились от передового мотоциклетного дозора, уничтожив оба транспортных средства вместе с экипажами. Наткнулись на вражеский полевой аэродром, где заминировали склад авиабомб, расстреляли стоянку бомбардировщиков, сперли самолет и улетели. Про эпопею с поварами и захват пленного Алексей, естественно, умолчал. Лишний раз вспоминать про убитых кашеваров просто не хотелось, и без того тяжело на душе, а трепать языком насчет майора – и вовсе верх идиотизма. Не хватало только лишних проблем со стороны контрразведчика. Про минирование трупов гранатами тоже говорить не стал, ни на допросе, ни здесь – незачем им о подобном знать, только лишние разговоры. Хорошо, летун тоже не проболтался, тогда особист бы точно пристал, мол, что-то не слышал, чтобы такому советскую фронтовую разведку учили…

В конце концов бойцы отстали, и Леха, по старой туристической привычке закинув в костер пустую консервную банку, расстелил под кустом сложенную вдвое плащ-палатку и завалился спать, подложив под голову трофейный ранец. Заснул десантник мгновенно и дрых, словно младенец, не слыша ни разговоров бойцов, ни окриков младших командиров, ни заунывного воя пролетающих над опушкой немецких бомбардировщиков, ни гула далекой канонады. И длилась эта идиллия почти четыре часа, пока его не растормошил сонно хлопающий глазами Васька, сообщивший, что обоих вызывают к комбату.

На сей раз командир батальона выглядел несколько лучше, чем утром, видимо, тоже успел немного отдохнуть. Раненого комиссара в «палатке» уже не было, как и контрразведчика, еще не вернувшегося из штаба корпуса. Хмуро оглядев вошедших, «батя» вяло махнул рукой в сторону знакомых ящиков, так и стоящих возле стола: