Глиссандо - Ария Тес

Я не осознаю в полной степени, что больше не будет «наказаний», упреков, приказов. Мне больше никто не позвонит и не потребует объяснений, не прикажет — ничего этого не будет. Я волен делать, что хочу, и строить жизнь, как я хочу. Она теперь моя.

Дверь на террасу тихо открывается, и когда я оборачиваюсь, вижу маму. Она кутается в пушистый плед, сама рассматривает меня во все глаза с любопытством и…нежностью, от которой внутри все теплеет. Черт, я так рад ее видеть…

— Думал, что ты спишь, — тихо говорю первым, она слегка пожимает плечами и улыбается.

— Не спится. Так много всего произошло…не верю, что я наконец-то не в том доме. Будто на самом деле все это сон.

Мама рассказала нам, что произошло. Она хотела уйти от отца, подала на развод, а он, очевидно, допустить этого не смог. Тогда, много лет назад, он сказал, что беременность проходит сложно, поэтому он отправил ее в Швейцарию к лучшим врачам. Это был четвертый месяц, еще четыре месяца мы разговаривали с ней по телефону, а он, как оказалось, пытался убедить ее отступить. Разными способами, но что-то в ней, давно надломленное, вдруг покрылось сталью и не позволило дать заднюю. Мама стояла на своем, и тогда отец решил, что раз она так хочет уйти — он даст ей это, но на своих условиях. Так она оказалась в доме, запертая там, как в клетке, на долгие годы и без возможности сбежать.

Я помню тот день, когда он сказал нам, что она умерла. Светило солнце. Я играл в футбол, когда приехал начальник охраны отца. Темный костюм, черные очки — я чувствовал себя сыном президента рядом с ним. Меня это радовало, и Николай воодушевлял. Он был неплохим мужиком, но умер еще через два года, когда на отца было совершено покушение — прикрыл его от пули. Наверно и мне нужен будет начальник охраны теперь, да?

Мотаю головой, опуская взгляд на сигарету. Черт, я при ней курю, и этот как-то коробит. При отце — нет. При ней — да. Совершенно точно да. Поджимаю губы, бросаю на нее взгляд и как-то глупо прячу руку за спину, от чего мама улыбается только шире и присаживается в кресло.

— Я знаю, что ты куришь. Расслабься.

— Прости.

— Ничего. Ты взрослый мужчина, и хотя мне это не нравится…

Больше мне ничего не нужно. Я отбрасываю только наполовину истлевшую сигарету в сторону и неловко потираю руки друг о друга, вызывая у мамы смех.

— Твой отец рассказывал, что ты куришь специально при нем, хотя его это бесит.

Улыбаюсь, но тяжесть все равно присутствует, и этого не уберешь обычной шуткой. Медленно подхожу к ней и сажусь рядом в соседнее кресло, слегка хмурю брови, разглядывая свои ладони.

— Мне жаль, что все так произошло. Если бы я знал…

— Макс, прекрати, — мама нежно берет одну руку в свою и сжимает, чтобы я посмотрел ей в глаза, — В том, что со мной случилось, твоей вины нет. Ты не мог знать, что я жива. Петя для этого приложил все возможные и невозможные ресурсы. Все нормально.

— Это Стокгольмский синдром? — мама приподнимает брови, — Ты так о нем говоришь…спокойно.

— Всю свою злость я уже выпустила.

— И тебе этого достаточно?

Мама слегка пожимает плечами, кутается в плед сильнее, а потом переводит взгляд в небо с легкой, грустной улыбкой.

— Его сильно испортила власть и деньги, но когда-то он был другим человеком. Я его, наверно, никогда другим и не смогу воспринимать. Ты его совсем не знаешь, Макс.

— И не хочу. Надеюсь, что его убьют.

— О, Артур его не убьет. Если бы он этого действительно хотел, твой отец был бы мертв.

— Ты могла его убить.

— Не одобряешь мою слабость? — тихо спрашивает, снова глядя мне в глаза, но не дает ответить, продолжает, — Я знаю, почему ты так на него злился. Она красивая.

На секунду мое сердце замирает, а потом начинает чаще биться. Я сразу думаю об Амелии, что она ее видела, что она о ней знает, а значит — она жива. Но потом все рушится…я догадываюсь, что говорит мама не об Амелии, а о Лиле, поэтому отклоняюсь на спинку кресла и перевожу взгляд в сторону.

— Я уберу ее отсюда завтра. Прости, что сегодня…

— Ничего страшного, — перебивает мама, и когда я снова на нее смотрю, слегка кивает, — Я не против Лили. Ирис просила меня за ней присмотреть. Знаешь, они и правда очень похожи внешне, но характер разный. Лили намного мягче. Она очень сильно запуталась, Макс…

— Ты ее не знаешь.

— Ты прав, но Ирис знает. Смерть ее отца, уход матери, то, что произошло с Розой…все это на нее сильно повлияло, не смотря на то, что девочка пытается показать обратное. Она ребенок совсем, и у нее очень много внутренних конфликтов. Ей правда нужна помощь…

— Меня это больше не интересует. И когда тебе Ирис успела все это сказать?!

Но через миг до меня и самого доходит. Я подаюсь вперед и, слегка прищурившись, тихо протягиваю.

— Она знала, что Лили останется…

— Догадывалась. Она очень хорошо знает свою племянницу.

— А откуда ты так хорошо знаешь Ирис?

— Ирис — моя лучшая подруга. Мы знакомы давно, и она обо мне никогда не забывала. Приезжала ко мне в тот дом, мы часами с ней разговаривали…

— Стоп, она приезжала?!

— Да. Привозила мне новости…о вас и ваших успехах, показывала фотографии…Она мне рассказала, что Лили встречается с тобой.

— Но там же была охрана и…

— Ее бы она не засекла. Ирис смелая и отважная, а Артур научил ее всему, что знает сам.

— Ты хорошо их знаешь…

— Они оба мои близкие друзья. Ты злишься на Лили?

— Нет.

— Макс, я все понимаю…

— Почему ты так ко всему этому относишься?! — вдруг взрываюсь и резко смотрю ей в глаза, — Мам, тебя держали под замком…столько лет! И пока ты там сидела, мы выросли, а он…

— Забрал у тебя очень многое.

Замолкаю и тушу в себе огонь, которым не хочу ее задевать. Нет, только не ее. Мама это оценивает, придвигается и снова берет мою руку, но я не поднимаю глаз. Не хочу. Не могу.

— Макс, я просто счастлива, понимаешь? Столько лет…я не хочу больше тратить себя на злость и ненависть. С меня этого хватит. Поверь, жить ненавистью и прошлым — не выход. Лили…

— Мам, прошу, хватит уже говорить о ней.

— Она глупая совсем, — не перестает она, даже наклоняется,