Коренной перелом - Александр Харников

Именно они, способные стрелять как навесным огнем из укрытий, так и прямой наводкой, были наиболее опасны для советских полевых укреплений. Они комплектовались сверхтяжелой 90-килограммовой надкалиберной миной с зарядом в 54 килограмма амматола, способной на дальности до одного километра разрушать трехметровые перекрытия советских деревоземляных укреплений.

К исходу дня, под огнем этих тяжелых немецких полковых пушек не один советский дзот превратился в вывороченную наизнанку изуродованную воронку, и только низкая точность навесного огня (цель поражала, дай бог, лишь одна надкалиберная мина из трех десятков) мешала немцам объявить их очередным чудо-оружием. Им бы подойти поближе, метров на триста-четыреста и ударить прямой наводкой. Но там, на открытой, как стол, степи, безраздельно господствовали расположенные на третьем рубеже советской обороны 100-мм длинноствольные пушки БС-3, с трех выстрелов способные разнести вдребезги любую цель.

Находящимся в укрытиях немецким пехотным орудиям отвечали советские 120-мм полковые и 82-мм батальонные минометы, пытающиеся нащупать позиции немецких пушек, расположенные непосредственно в первой линии вражеских траншей, и привести их к молчанию. Но получалось у них это скверно, потому что для уничтожения хорошо укрытых орудия и расчета было необходимо прямое попадание, а у минометов это было сложно, ведь они приспособлены к стрельбе по площадям.

Но свою задачу они выполняли. Не было безнаказанного расстрела советских укреплений почти в полигонных условиях, как это случалось в первые месяцы войны. Бойцы и командиры гибли и получали ранения под вражеским огнем, но и сами в ответ брали с врага плату кровью. Да, в некоторых местах немецкая пехота порой достигала первой линии траншей. Но, понеся тяжелые потери, после короткой и ожесточенной рукопашной схватки неизменно откатывалась назад. Тут стояли ветераны, выжившие не в одном сражении и снова готовые стоять насмерть.

Как бы то ни было, только с помощью предельного напряжения сил, грамотного управления артиллерийским огнем и мужества советских бойцов и командиров удалось удержать линию фронта от прорывов в первый же день вражеского наступления. В кожухах «максимов» от интенсивной стрельбы закипала вода, и стволы раскалялись докрасна, вынуждая пулеметы на время умолкнуть. Стволы артиллерийских орудий и минометов раскалялись так, что на них обгорала краска. Сражение пожирало снаряды, патроны и человеческие жизни, словно кровожадный древний идол, требующий себе все новые и новые жертвы.

То же время. Старый Оскол, штаб Центрального фронта. Генерал армии Георгий Константинович Жуков

Жуков провел этот день на своем КП, как и положено полководцу, руководящему сражением. Не было суеты, криков и непроверенных панических сводок. В оперативном отделе штаба на карты регулярно наносилась текущая обстановка, а по прифронтовым дорогам к громыхающему фронту тянулись колонны грузовиков, забитых ящиками с боеприпасами. Обратно они шли с кузовами, заставленными носилками с ранеными, которых следовало как можно быстрее доставить в тыловые госпитали.

Положение было тяжелым, но отнюдь не критическим, и уж тем более не катастрофическим. Несмотря на потери, в небе господствовала советская авиация, и все попытки люфтваффе переломить ход воздушного сражения оказались неудачными. Свой немалый вклад в ход боевых действий вносили и висящие над полем боя высотные разведчики, которых немцы уже успели окрестить дирижерами войны. Немецкие же высотные Ю-86 становились жертвами вылетающих с аэродрома в Кратово истребителей особой авиагруппы.

Советская артиллерия превосходила вражескую качественно, а после контрартподготовки – еще и количественно, фактически сведя на нет весь перевес противника в живой силе и технике. Генерал Жуков вспомнил сражение в октябре прошлого года на недостроенной и недовооруженной Можайской линии обороны, когда в результате неумелых действий маршала Тимошенко, загнавшего основные силы Западного фронта в Вяземский котел, группе армий «Центр», рвущейся к Москве, были вынуждены противостоять не более 90 тысяч советских бойцов и командиров. Тогда в ожесточенном сражении с многократно превосходящим противником советские войска сумели продержаться целых семь дней, фактически сорвав вражеское наступление на Москву. Это было настоящее чудо, творцами которого стали московские ополченцы, курсанты военных училищ и немногочисленные уровские батальоны, насмерть стоявшие на назначенных им рубежах. И у них не было резервов, подпиравших их с тыла.

Сейчас все обстояло по-другому. Неистовой тевтонской ярости противостояла если не равная, то сопоставимая сила, зарывшаяся в землю и вцепившаяся в нее зубами и ногтями. Расчетные потери противника уже в первый день боев превысили все разумные пределы. При этом у Жукова нетронутыми оставались в резерве восемнадцать стрелковых дивизий полного штата в составе 3-й и 60-й резервных армий, сосредоточенные вдоль построенного прошлой осенью тылового рубежа обороны, и 5-я танковая армия генерал-майора Лизюкова. Придет время, и он выложит эти карты на стол. А пока, насколько это было возможно, необходимо держаться имеющимися в наличии силами. Держаться так долго, сколько это возможно.

От размышлений Жукова оторвал громкий сигнал вызова аппарата ВЧ. Генерал снял трубку и услышал голос Вождя:

– Здравствуйте, товарищ Жуков. Как обстановка на фронте?

– Немец прет как бешеный, но мы держимся, товарищ Сталин, – ответил Жуков, бросив взгляд на висящую на стене карту с нанесенной на нее последней информацией. – Ни на одном участке фронта противнику не удалось вклиниться в линию нашей обороны.

– Это хорошо, что вы держитесь, товарищ Жуков, – голос Верховного был спокоен, – это просто замечательно. Есть ли у вас просьбы к Ставке? Может, вам нужны дополнительные резервы или боеприпасы? Мы поможем вам всем необходимым, но ваш фронт должен удержать свои позиции.

– Никак нет, товарищ Сталин, – отрапортовал Жуков. – Наши потери пока в пределах плановых и, несмотря на то что натиск противника не ослабевает, резервов у нас пока достаточно. Думаю, что мы сможем сдержать вражеское наступление собственными силами.

– Это хорошо, товарищ Жуков, – сказал Верховный, – что вы рассчитываете справиться с врагом собственными силами. Но все же не рискуйте понапрасну. Успехов вам и всего доброго.

– До свидания, товарищ Сталин, – попрощался Жуков и положил трубку.

Один день в режиме отражения вражеского генерального наступления был прожит. До решающего момента оставалось еще четыре или пять таких же дней. А потом… Потом немецкие генералы поймут – насколько они ошибались, считая эту битву повторением Вердена. Верден – это только цветочки. Он, крестьянский сын, разгромит заносчивых аристократов в десятом поколении, этих фонов: фон Бока и фон Вейхса. Ибо кто с мечом к нам придет, тот потом пусть не плачет и не размазывает сопли – потому что их мы к себе не приглашали.

28 июня 1942 года, 23:55. Москва, Кремль, кабинет Верховного Главнокомандующего

Василевский прибыл на доклад в кремлевский кабинет Вождя за несколько минут до полуночи. Но такие поздние для обычных людей визиты были обычными для хозяина кабинета. Верховный обычно заканчивал свой рабочий день далеко за полночь. Все руководящие работники областного и республиканского уровня, наркомы, генералы и директора крупных фабрик и заводов знали, что в любое время дня и ночи – обычно ночи – в их кабинете может зазвенеть телефон и в трубке раздастся голос самого известного в стране человека. Он может спросить у них обо всем: о выполнении плана выпуска продукции, об удоях молока, урожаях зерновых, готовности территории к зиме или о количестве исправной техники. И не дай бог соврать или не владеть информацией – наказание будет строже, чем за неприятный, но правдивый ответ.