Кыш и Двапортфеля - Юз Алешковский

Он падает. К нему подбегают санитары с носилками и несут к машине «скорая помощь» с сиреной и мигающей лампочкой. А Рудик кричит с носилок: «Пушкин! Я больше не буду! Я больше не буду!». «Скорая» срывается с места, а я спокойно продуваю дуло нагана…

– С ним сидит Оля, – легонько толкнула меня Снежка. – Ты извинись за беспокойство…

– Ну, пока, Снежка, – сказал я, подтянув штаны. – Как сказать – я победю или побежу?

– Ты победишь, – объяснила Снежка. – Помнишь, как надо вызывать?

– Всё помню. Но скажу я ему не «вы», а «ты». А что потом делать?

– Потом он побоится с тобой драться, и ты сделай вот так.

Снежка гордо закинула голову и смерила кого-то презрительным взглядом с ног до головы, и вдруг Кыш встал на задние лапы, а передними обнял мою ногу, прижался к ней ухом и заскулил. При этом он говорил:

«Не ходи… не вызывай его на дуэль… Это опасно. Вдруг… мало ли что бывает?.. Мне тебя жалко. Я тебя люблю. И ты меня любишь. Я боюсь… Снежка тоже боится… Чёрт с ним, с этим Рудиком! Ему и без тебя попадёт!..»

Сердце моё сжалось, но, чтобы Кышу не удалось меня уговорить не драться на дуэли, я толкнул тяжёлую…

Я толкнул тяжёлую стеклянную дверь, вошёл в кафе и направился к столику, за которым сидели Рудик и Оля. Рудик, не замечая меня, о чём-то зло упрашивал Олю, а она сквозь слёзы два раза сказала:

– Сейчас я уйду… Сейчас я уйду…

Пломбир лежал нетронутым в её металлической вазочке.

Я сделал ещё два последних шага, дотронулся до Олиной руки и сказал:

– Оля, пожалуйста, извини меня за беспокойство. Мне нужно сказать… этому… пару слов.

Снежка со сплюснутым об стекло носом и с Кышем на руках смотрела на меня.

Оля, едва заметно улыбнувшись, кивнула, и тогда я сделал шаг в сторону и громко объявил, смотря прямо на Рудика:

– Я тебя, нехорошего человека, за то, что ты украл мою любимую собаку, вызываю на дуэль!

После этого я сделал выпад правой рукой и кинул в Рудика папину перчатку, но она попала не в него, а сбила вазочку с мороженым, и талые кусочки белого пломбира шлёпнули Рудика по носу и щеке. В «Стекляшке» стало тихо. Кто-то захохотал.

Я стоял без всякого страха, ожидая, что будет дальше.

Бледное лицо Рудика покраснело. Оно было смешным от мороженого, стекавшего с носа. Он растерялся, а папина новая перчатка, как я успел заметить, лежала в белой лужице. Я ждал и уже хотел сделать презрительный вид, как учила Снежка, но тут Оля вышла из-за стола и серьёзно сказала мне:

– Пойдём отсюда, Алексей. Таких типов на дуэль не вызывают. Для них это слишком большая честь.

Оля подала мне руку, но я на этот раз не обиделся и подал свою, чтобы помочь Оле уйти. Так мы и вышли из кафе, держа друг друга за руки. Мне хотелось успокоить Олю и развеселить, но я этого не умел. И не знал как.

Снежка, на ходу отдав мне поводок и сказав «молодец», вбежала в кафе, взяла со столика папину перчатку и за большой палец вытащила её на улицу. Кыш подпрыгнул, выхватил её у Снежки из рук и нёс, держа в зубах. Я не стал отнимать у него перчатку. Всё равно она уже не новая. И оттого, что мы возвратим её папе, я в который раз за эти дни подумал:

«Снежка! Ты мой самый лучший друг на всю жизнь, съедим мы с тобой пуд соли или не съедим! И я никогда не буду твоим предателем! И сам сделаю тебе ещё много хорошего!»

Мы со Снежкой шли, ругая Рудика, а Оля всё молчала. И я не выпускал её руку.

– Смотрите! – вдруг сказала Снежка.

Я увидел идущего нам навстречу оперуполномоченного Володькина, а рядом с ним шли двое парней – те, которые кинули в меня снежок. Шли они нехотя, с ненавистью глядя на Володькина.

– Это они, – сказала Оля.

Кыш насторожился, присел и, когда идущие поравнялись с нами, бросился на одного из парней, оскалив зубы. Парень шарахнулся в сторону, а другой спрятался за Володькина. Я оттащил Кыша и спросил Володькина:

– Правда, это они?

Он кивнул.

– А как они всё-таки сумели? – спросил я так, чтобы никто не слышал.

– Дверь была открыта. Щенок вышел на площадку. Набросили на него пиджак, зажали рот, и всё. Смотри не спи больше на посту.

– А вы как напали на след?

– Я сразу подумал, что это – месть тебе и Кышу за то, что вы разоблачили мелкого жулика. А потом, эти голубчики уже не первого пса воруют. Пошли! – сказал им Володькин.

Я ещё раз крепко пожал его руку и попросил не забывать в случае особо важного дела.

Мы не стали смотреть, как Володькин вызывал из кафе Рудика. Кыш лаял, пока мы не зашли за угол.

У нашего дома я спросил у Снежки, что сегодня проходили и какие задали на дом уроки, а всё время молчавшей Оле сказал:

– Ты уже взрослая, а мы первоклашки. Тебе с нами скучно дружить. Но всё равно, мы – друзья. Ладно? Ведь смотри: нам со Снежкой по семь лет, а тебе шестнадцать. А когда нам будет по пятьдесят, то никто и не заметит, что ты старше, а когда семьдесят, и подавно.

Тут Оля засмеялась, хотя я не понял, что было смешного в моих словах, и сказала:

– На днях я вас возьму в бассейн. Научу плавать. Только спроситесь у пап и мам.

Снежка ушла с Олей. Они ведь жили рядом, а мы с Кышем пошли домой.

Мама открыла нам дверь и присела. Кыш радостно прыгнул ей на руки. Я добродушно заметил:

– Сама прижимаешься к нему лицом, а мне не велишь…

Мама встала, держа Кыша на руках, и спросила:

– Куда делась вторая папина перчатка? Я обыскала всю квартиру. Её нигде нет.

Мне пришлось издалека начать рассказ о том, как я бросил папину перчатку в Рудика. С того момента, как мама оставила меня с Олей, с разрешения завуча.

Кончил я рассказом про встречу с Володькиным, который вёл похитителей Кыша в милицию.

– И правильны были слова Оли! Не вызывай таких типов на дуэль. Не бросай им перчаток. Ведь я сорок минут стояла за ними в очереди, а у папы пальцы отморожены на правой руке. В чём он будет теперь ходить? – спросила мама.

Тут я вынул из кармана перчатку, немного липкую от мороженого, и мама теперь уже обнимала Кыша вместе с папиной перчаткой.

А самого папы ещё не было дома. Пришёл он поздно, когда я собирался лечь спать. Лицо у него было усталое, совсем обросшее бородой, глаза ввалились, но папа весело крикнул маме, мне и Кышу:

– Товарищи! Выяснилось, что я был неправ! Да, да! Неправ! Здравствуй, Кыш! Сегодня у нас с тобой особенно счастливый день!

Папа, умываясь, рассказал мне, как на испытаниях он вовремя понял свою ошибку, признался в ней своим товарищам, и они все, исправляя эту ошибку, валились с ног от усталости, но всё кончилось хорошо. А с папиных плеч сразу упал невыносимый и неприятный груз. И оказалось, что прав был дядя Сергей Сергеев. Но зато папа всё понял, и у него теперь весёлое и счастливое настроение.