Сталин. Кто предал вождя накануне войны? - Олег Козинкин

Наркома госбезопасности B.C. Абакумова арестовали 12 июля 1951 года (интриги в тех делах кипели нешуточные), но Варенников и другие генералы были выпущены только после смерти Сталина.

Почитаешь в Википедии такую биографию Варенникова — достойнейший генерал, очередная невинная жертва сталинских репрессий. А нехороший генерал Рябышев в 1953 году, в то время, пока «порученец» Жукова Варенников находился то в тюрьме, то в психушке, «клеветал» на него. Однако сын донского казака Рябышев то же самое написал и в 1985 году когда готовил свою книгу. Меньше чем за месяц до смерти.

Тут есть один нюанс. Вроде бы по уставу начштаба армии Варенников не обязан ставить в известность командира мехкорпуса 2-го эшелона обороны округа Рябышева о приказах НКО и ГШ, касающихся приграничных дивизий. Как будто всё верно. Но почему-то мне кажется, что комкор генерал Рябышев тоже устав знал, и если сделал специальный акцент на поведении начштаба 26-й армии, который так «странно» реагировал на его доклады, значит, были причины. Как были причины подразумевать примерно то же самое и у человека, которого тем более сложно обвинить в незнании устава, у маршала Советского Союза К.К. Рокоссовского. Ведь Рокоссовский и писал, что до командиров уровня корпуса просто не доводили поступающие из Москвы приказы и директивы:

«…Стало известно о там, что штаб КОВО начал передислокацию из Киева в Тарнополь. Чем это было вызвано, никто нас не информировал. Вообще, должен ещё раз повторить, царило какое-то затишье и никакой информации не поступало сверху…» И из-за этого у генералов приграничных округов, по словам Рокоссовского, и возникало «недоумение», никто «не мог разобраться, каков план действий наших войск в данной обстановке на случай нападения немцев…» А ведь, к примеру, те же разведсводки РУ ГШ до командиров уровня корпуса доводились до всех в обязательном порядке, т.е. и начатые перемещения войск с 15 июня по ПП также в обязательном порядке должны были доводиться до комкоров!

Рябышев: «Попрощавшись с начальникам штаба армии, я выехал в Дрогобыч. Тревожные мысли по-прежнему не давали покоя. Прибыв, хотел по телефону переговорить с командармам о своих опасениях. Но генерала Ф.Я. Костенко снова не оказалось на месте».

Если Костенко присутствовал в 72-й дивизии при докладе Абрамидзе в ГШ около 24.00 21 июня, то он, конечно, не мог находиться в штабе армии...

«В Дрогобыче, в Даме Красной Армии, в тот вечер состоялся большой концерт для военнослужащих гарнизона и их семей. Во время перерыва ко мне подходили командиры и члены их семей. Мы обсуждали вопрос, как провести свой завтрашний выходной день. Вернувшись домой, я решил с рассветом снова поехать в штаб армии переговорить с командармом. И быстро уснул.

Первые часы войны

Ровно в четыре часа утра по московскому времени меня разбудил запыхавшийся от бега молоденький красноармеец-посыльный.

— Товарищ генерал, — торопливо обратился он, — в штабе вас срочно вызывают к телефону!

Квартира от штаба поблизости. Собрался быстро и через несколько минут поднял трубку телефона. Начальник оперативного отдела 26-й армии от имени командующего сообщил, что немецко-фашистские войска во многих местах нарушили нашу государственную границу, ведут бои с пограничниками, бомбят наши приграничные города и аэродромы.

— Но прошу без паники, — звучал его взволнованный голос. Затем тоном приказа добавил: — Думаем, что это провокации. Не поддаваться на них! Огня по немецким самолётам не открывать! Ждите дальнейших указаний!

Я решил немедленно привести соединения в боевую готовность, вывести их из военных городков по тревоге. На этот случай ещё ранее условился с командирами дивизий оповестить их особыми словами, значение которых понимали только мы.

— Дежурный, вызвать командиров дивизий к аппарату!

Прошло не больше трёх минут, и дежурный по штабу доложил:

— Командиры дивизий генерал-майор Мишанин, полковники Васильев и Герасимов на связи!

Я взял трубку и, стараясь быть спокойным, произнёс:

— У аппарата Рябышев.

— У аппарата Мишанин, — прозвучал приятный, мягкий голос командира 12-й танковой дивизии. — Слушаю вас.

— Здравствуйте. В небе сверкает молния.

— Всё ясно, Дмитрий Иванович, — поспешно ответил Т.А. Мишанин.

Пожелав успеха, закончил с ним разговор. В трубке зазвучал, густой бас командира 7-й моторизованной дивизии:

— У аппарата полковник Герасимов.

— Здравствуй, дорогой! Как у тебя, лес шумит? — Лес шумит, но лесник своё дело знает, Дмитрий

Иванович, — пробасил в ответ А.Г. Герасимов. — До встречи.

На проводе был командир 34-й танковой дивизии полковник И.В. Васильев. Поприветствовав его, я сказал:

— Гора! Желаю успеха!

“Молния”, “лес”, “гора” — это условные слова, услышав которые от меня, командиры соединений немедленно поднимали по тревоге части и вскрывали хранившиеся в сейфах опечатанные пакеты с секретным предписанием о выходе в район сосредоточения».

Не армия, а колхоз «40 лет без урожая». Личная инициатива так и прёт среди генералов. Они даже себе, как в «казаках-разбойниках», тайные словечки придумывают. Или, может, настолько не было доверия среди красных командиров друг другу, что они шли на такое? Кстати, вполне может быть — ведь как можно ещё назвать поведение начштаба армии Варенникова, если не «странным»? А ведь Рябышев специально акцентировал внимание на «странном» поведении начштаба 26-й армии, отвечая на вопрос Покровского. Однако время, когда его разбудили, он показал чётко — в 4 часа утра по московскому времени, это 4 часа и по местному, — когда ему позвонил «начальник оперативного отдела 26-й армии от имени командующего» и сообщил о нападении, но приказа о приведении в полную боевую готовность не отдал. Корпус Рябышева, как и всех в КОВО, поднимали именно после нападения Германии!

«Мысленно представил себе, что сейчас делается в расположении полков, открыл сейф и вскрыл предназначенный мне пакет.

Нужно было ещё вызвать командиров частей обеспечения и отдать им соответствующие распоряжения. Но это уже проще — они находились вДрогобы-не, под боком.

Время шло, а указаний из штаба армии не поступало. Я не отходил от телефона.

Вскоре с неба донёсся всё усиливающийся гул моторов, над городом появились вражеские бомбардировщики. Стрелки часов показывали 4.30».

Рябышев вскрыл свой пакет (его комдивы вскрывали свои по его команде) около 4.15, не дожидаясь указания на это из штаба армии. Т.е. в случае начала боевых действий, если даже нет отдельной команды, «красные пакеты» вскрываются командирами «автоматически»… А свой приказ Рябышев всё же получил — в описании боевых действий 8-го мк показано что «части 8-гомеханизированного корпуса в 5.40 22.6.41 г. были подняты по тревоге…»