Порог между мирами - Филип Киндред Дик

— А если найти их? — предложил Стюарт. — И открыть дело?

После некоторого размышления Харди сказал:

— Нет пленки. Нет химикатов для ее обработки. Большинство хороших камер разбито или потеряно. Нет способа размножить календари в большом количестве. Если бы можно было их напечатать…

— Но если кто–нибудь найдет девушку без ожогов и с хорошими зубами, такую, как до войны…

— Скажу тебе, — ответил Харди, — что сейчас может быть самым лучшим бизнесом. Я много думал об этом. — Он сосредоточенно всматривался в лицо Стюарта. — Иголки для швейных машин. Ты можешь назначать свою собственную цену, ты можешь получить все, что угодно.

Стюарт вскочил и, жестикулируя, забегал по магазину.

— Послушайте. Я возлагаю большие надежды на наше время. Я не хочу больше связываться с торговлей — я сыт ею по горло. Я продавал алюминиевые кастрюли и сковородки, справочники и телевизоры, а сейчас — электронные ловушки. Это хорошие ловушки, и они нужны людям, но я чувствую — что–то еще должно быть для меня.

Харди неодобрительно нахмурился.

— Не обижайтесь, — продолжал Стюарт, — но я хочу подняться. Я должен — либо вы растете, либо выдыхаетесь, как откупоренное вино. Война отбросила меня, как и всех нас, на годы назад. Я очутился почти там, где и начинал, и в этом нет ничего хорошего.

Харди спросил, почесав переносицу:

— Что ты задумал?

— Может быть, я смогу найти картофель–мутант, который накормит весь мир.

— Одна картофелина?

— Я имею в виду сорт картофеля. Может быть, я смогу стать растениеводом, как Лютер Бербанк. Должны ведь существовать миллионы переродившихся растений, растущих повсюду в сельской местности, подобно тому как в городах живут животные–мутанты и люди–уроды.

Харди сказал:

— Что ж, может, ты и найдешь разумную фасоль.

— Я не шучу, — тихо сказал Стюарт.

Они молча смотрели друг на друга.

— Мы служим человечеству, — заговорил наконец Харди, — делая гомеостатические ловушки, которые уничтожают мутантов — кошек, собак, крыс и белок. Я думаю, что ты мыслишь по–детски. Может быть, твоего коня и съели, пока ты был на юге Сан–Франциско, но…

В комнату вошла Элла Харди и сказала:

— Обед готов, и я хотела бы подать его горячим. Это запеченная голова трески с рисом, и я три часа простояла за ней в очереди.

Мужчины встали, Харди спросил Стюарта:

— Поужинаешь с нами?

При мысли о запеченной рыбьей голове у Стюарта потекли слюнки. Он не смог сказать «нет» и, кивнув, последовал за мистером Харди в маленькую кухню, совмещенную со столовой, позади магазина. Целый месяц прошел с тех пор, как он пробовал рыбу. В заливе ее уже почти не осталось — большинство косяков уничтожено, и их уже не восстановить. Пойманная рыба часто оказывалась радиоактивной. Но людям было все равно, они научились кое–как есть ее. Люди сейчас могли есть почти все, от этого зависела их жизнь.

Маленькая дочка Келлеров дрожала, сидя на столе, где доктор Стокстилл осматривал ее. Ее бледное, щуплое тельце напомнило доктору сценку, которую он видел по телевизору давным–давно, еще до войны. Испанский чревовещатель «озвучивал» курицу… та снесла яйцо.

— Сын мой, — говорила она, глядя на яйцо.

— Ты уверена? — спрашивал чревовещатель. — Не дочь?

И курица важно отвечала:

— Я знаю свое дело.

Этот ребенок был дочерью Бонни Келлер, но, думал доктор Стокстилл, не Джорджа Келлера. Я уверен в этом… я знаю свое дело. С кем связалась Бонни семь лет назад? Судя по всему, ребенка должны были зачать в первые дни войны. Но не раньше, чем упала первая бомба, — это ясно. Возможно, в тот же самый день, размышлял он. Так похоже на Бонни — падают бомбы, миру приходит конец, а она мчится, чтобы успеть на мгновение слиться в бешеном любовном содрогании с кем угодно, может быть, с человеком, которого она даже не знает, с первым встречным… и вот сейчас…

Ребенок улыбнулся, и доктор улыбнулся ему в ответ. На первый взгляд Эди Келлер казалась обычной девочкой, она вроде бы не имела никаких отклонений от нормы. Как бы он хотел, черт возьми, иметь рентгеновский аппарат. Потому что…

Он сказал громко:

— Расскажи мне еще о своем брате.

— Ну, — сказала Эди тихим, мягким голоском, — я говорю с моим братом все время, иногда он отвечает, но чаще спит. Он спит почти все время.

— А сейчас он спит?

Девочка помолчала мгновение.

— Нет, он проснулся.

Встав и склонившись над ней, доктор Стокстилл сказал:

— Я хочу, чтобы ты точно показала мне, где он находится.

Девочка указала на левый бок. В районе аппендикса, думал доктор. Боль была там. Поэтому ребенка и привели к нему; Бонни и Джордж стали беспокоиться. Они знали о «брате», но считали его воображаемым сверстником, товарищем по играм, компаньоном своей маленькой дочери. Доктор и сам считал так сначала; в медкарте не упоминалось ни о каком брате, и все же Эди говорила о нем. Билл был такого же точно возраста, как и девочка. И он родился, сказала доктору Эди, в то же самое время, что и она.

— Почему ты так уверена? — спросил доктор, начав осматривать ее. Он отослал в другую комнату родителей, потому что ему казалось, что девочка не хотела говорить при них откровенно.

Эди ответила в своей спокойной, важной манере:

— Потому что он мой брат–близнец. Как бы еще он смог оказаться внутри меня?

Она говорила авторитетно и уверенно; как и курица испанского чревовещателя, она тоже знала свое дело.

За годы, прошедшие с начала войны, доктору Стокстиллу пришлось осмотреть сотни и сотни мутантов, множество странных и экзотических вариантов жизненных форм человека, которые теперь пышно расцвели под гораздо более терпимым, хотя и затянутым дымкой небом. Доктора трудно было шокировать. И все–таки — девочка, брат которой жил внутри ее тела, в паховой области… В течение семи лет Билл Келлер пребывал там, и доктор Стокстилл, слушая Эди, верил ей. Он знал, что такое возможно. Это был не первый случай такого рода. Если бы у него была рентгеновская установка, он смог бы увидеть крошечную сморщенную тень, может быть, не больше крольчонка. Действительно, он чувствовал рукой очертания… он прикоснулся к ее боку, осторожно ощупывая кругом плотную, похожую на кисту опухоль. Голова в нормальной позиции, тело полностью внутри брюшной полости, конечности и все остальное. Когда–нибудь, когда она умрет, те, кто вскроет ее тело для проведения аутопсии, найдут маленькую сморщившуюся мужскую фигурку, может быть, со снежно–белой бородой и невидящими глазами… ее брата, все еще не больше крольчонка.

Все это время Билл в основном спал, но иногда он и его сестра разговаривали. Что мог сказать Билл? Что он мог знать?