Разведчик, штрафник, смертник. Солдат Великой Отечественной (издание второе, исправленное) - Александр Тимофеевич Филичкин

его блиндаже был старшина, отвечавший за баню. Он тотчас подтвердил личность пловца.

Григорию вернули все документы и подарили старый матросский бушлат и сапоги, недавно снятые, с убитого в бою краснофлотца. Затем, его накормили холодной кашей без мяса и напоили крутым кипятком. Дав бойцу чуть отдохнуть, его, под охраной пожилого бойца, отправили к прежнему месту прохождения службы.

Сопровождающий парня солдат сдал его командиру хозяйственной роты. Взяв расписку, нацарапанную на скромном клочке мятой бумаги, конвоир устало поплёлся назад. Идти ему совсем не хотелось. Ведь, он возвращался на переднюю линию фронта.

С покаянным видом Григорий выслушал большой нагоняй «за разгильдяйство, проявленное во время погрузки водного транспорта». После чего, наконец, получил разрешение вернуться в свой взвод.

Боец козырнул, повернулся кругом и, облегчённо вздохнув, вышел из блиндажа капитана. Парень пошёл в свою небольшую землянку, в которой он спал сутки назад.

Два дня спустя, фашисты вплотную подошли к Севастополю. Всех людей, способных держать трёхлинейку в руках, отправили на передовую. Вместе с хозвзводом Григорий тоже отправился к огневым рубежам. Впрочем, идти оказалось не так недалеко.

Глава 8. Выход из окружения

Немцы вдруг изменили своей излюбленной тактике и вдруг решили, не проводить мощную артподготовку. Они вообще не сделали ни единого выстрела и не выпустили ни снаряда, ни мины.

В ночь с 28 на 29 июня 1942 года передовые части 30-го корпуса Эриха фон Манштейна внезапно тронулись с места. Войска погрузились на надувные, лёгкие лодки, склеенные из прочной и толстой резины и отправились в путь. Никем не замеченные, они переправились через широкую бухту и атаковали позиции РККА.

Неприятели с ходу захватили часть берега и, преодолевая ожесточённое сопротивление красноармейцев, двинулись дальше. За ними последовали главные силы фашистов.

К этому времени, у защитников города практически кончились боеприпасы, продовольствие и медикаменты. 30 июня пала последняя цитадель Севастополя — Малахов курган.

Осознав безвыходность создавшегося положения, командующий Черноморским флотом решился на единственный оставшийся шаг. Вице-адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский срочно связался со Ставкой Верховного главнокомандующего.

В ходе доклада он обрисовал возникшее положение дел и запросил подкрепление людьми, оружием, техникой. Из-за полной блокады советских частей помощь подойти не могла.

Единственное, что он смог получить в такой ситуации, оказалось формальное разрешение на эвакуацию крупных и средних военных чинов и актива компартии, оставшихся в окружении немцев.

Нужно сказать, что практически все эти люди уже покинули город. В Севастополе тогда оставались лишь считанные единицы советской номенклатуры. Последним отбыл командующий Приморской армии генерал Иван Ефимович Петров. Он был эвакуирован вечером 30 июня на подводной лодке «Щ-209».

1 июля сопротивление защитников Крыма прекратилось почти во всех районах многострадального города. Лишь отдельные, разрозненные группы бойцов всё ещё ожесточённо сражались с фашистами. Они продолжались вплоть до 9-го, а местами и до 12 июля.

Лишенные высшего командования, главные силы Приморской армии, организованно отошли на мыс Херсонес. Они заняли там оборону и мужественно сопротивлялись ещё трое долгих и мучительных суток. Затем, они тоже сдались врагу.

Поздней ночью 2 июля, вымотанный долгой бессонницей, младший политрук РККА прибыл на передовую линию фронта. Молодой офицер собрал немногих бойцов, обессиленных непрерывными схватками, и устало протёр покрасневшие от напряженья глаза.

Он поднял правую руку и осторожно потрогал бритую голову, замотанную несвежим бинтом. Потом, напряжённо вздохнул и объявил:

— Будем выходить из окружения фрицев! Идём на прорыв!

Затем, началась идеологическая накачка, обычная для тех тяжёлых времён. Политрук убеждённо и много говорил о партии Ленина и её великом вожде товарище Сталине. Он горячо призывал всех, как один, отдать свою жизнь за Советскую Родину. Когда весь набор заклинаний закончился, мужчина сказал самое главное:

— Командование приказало, атаковать фрицев сегодня, после двух часов ночи. Сигнал — красная ракета. Наступление будет в том месте, где наши позиции клином врезается в траншеи врага. Приказываю: всем получить боеприпасы и к данному сроку подтянуться к месту прорыва.

Измученным красноармейцам раздали те последние крохи, что ещё оставались. Бойцам, вооружённым карабинами и автоматами, досталось лишь по три патрона на ствол. Другие не получили вообще ничего. Григорий и все остальные, кто имел на руках трёхлинейку, услышали слова старшины:

— У вас есть штыки, примкнёте их к «мосинкам» и пойдёте в атаку вместе со всеми!

После таких воодушевляющих слов, солдаты принялись собираться в мелкие группы и, не создавая лишнего шума, выдвигаться к назначенной точке. Идти приходилось в непроницаемой тьме и пробираться на ощупь по извилистым узким траншеям.

Взрывы вражеских мин и снарядов давно расшатали, а местами и вовсе обрушили деревянную обшивку окопов. Они все оказались наполовину завалены осыпавшейся от взрывов землёй.

Кое-где из рыхлого грунта торчали руки и ноги погибших советских солдат. Хоронить сослуживцев, убитых фашистами, у бойцов не хватало ни сил, ни свободного времени.

Вместе с кучкой людей, оставшихся от подразделения, Григорий также направился в сторону, в которую ему приказали. Они долго бродили по тёмным, сильно запутанным ходам сообщения и медленно двигались к месту общего сбора. Оттуда должно было начаться их наступление на проклятых фашистов.

Наконец, их скромная группа наткнулась на пехотинцев, плотно сбившихся в передних окопах. Столпившиеся красноармейцы шепотом передали приказ командира: «Ждать сигнала ракеты».

Измученные боями солдаты, повалились на землю там, где стояли, и попытались уснуть. Однако нервное напряжение оказалось удивительно сильным. Как ни старался Григорий, но он не сумел сомкнуть своих глаз.

Он привалился к стенке окопа и устроился настолько удобно, насколько было возможно на голой каменистой земле. Потянулись удивительно долгие часы и минуты томительного ожидания атаки.

Время от времени, к ним подходили малочисленные отряды стрелков. Все получали тот же приказ и устраивались в непосредственной близости от места прорыва.

Возле Григория оказался пожилой незнакомый солдат.

— Словно в сорок первом году, — пробурчал он недовольно. Парень вопросительно посмотрел на соседа.

— Под Киевом было почти тоже самое, — объяснил усатый мужчина. — Только тогда, людей был эшелон, а не такая жалкая кучка, как в настоящее время. Привезли нас в чистое поле и высадили там из вагонов. Потом, построили в три длинных ряда, и разбили на отдельные тройки. Мол, теперь мы пойдем в бой этими группами.

Ну, думаю, опять начальство припомнило, как нас муштровали в царских войсках. Тогда в штыковую атаку точно так же ходили. В центре и чуть впереди — коренной, самый высокий и сильный боец.

По сторонам от него и на полшага назад — пристяжные. Те, что послабей и пониже. Пока средний солдат принимает