Тени, которые проходят - Василий Шульгин

* * *

Затем позвали ужинать. Перешли в какой-то зал, где и ужинали a la fourchette, то есть стоя. Оба молодых слушателя нас любезно угощали, предлагая те или иные блюда. Великий князь, их отец, предоставил им быть здесь хозяевами, сам лишь присутствуя при этом.

Один из них, не помню кто, был более разговорчивым, чем его брат. Обращаясь ко мне, он сказал:

— Как это вы верно сказали о культуре воли. Вот у меня — никакой воли!… Почему? Я пишу дневник и потому могу так резко судить. Перечитываю старые записи, где написано, что надо сделать то, другое… И ничего не сделано…

Уезжали поздно. Распрощались очень тепло. Я ехал опять с князем Волконским. Он был доволен.

Капитан Георгий Седов

Мне довелось встретиться с великим князем Константином Константиновичем еще раз. Это целая история, в которой наша встреча была лишь незначительным эпизодом. Но рассказать, по-видимому, придется обо всем.

* * *

В начале десятых годов я носился с идеей открытия Северного полюса. Нужны были деньги, триста тысяч, бедно — сто тысяч. Я подумал, что Академия наук, почетным президентом которой был великий князь, должна быть заинтересована в его открытии.

Константин Константинович принял меня весьма любезно и так же любезно и внимательно выслушал. Но в заключение нашей беседы сказал, что, к сожалению, Академия наук не располагает такими средствами.

* * *

Мысль об открытии русскими Северного полюса защищал в «Новом Времени» Михаил Осипович Меньшиков, морской офицер в отставке. Меньшиков был настоящим золотым пером, да и «Новое Время» была влиятельной газетой, но все равно не удалось пробить и побороть равнодушие русской интеллигенции, правой и левой, правительства и Государственной Думы.

Мы, Петр Николаевич Балашов, председатель фракции националистов в Думе, я и еще несколько членов нашей фракции, которые в качестве русских националистов интересовались открытием Северного полюса, пристали к М. В. Родзянко. При его содействии Дума выделила тридцать тысяч рублей, что было до невозможного мало.

Тогда мы решили обратиться к правительству. П. Н. Балашов и я поехали к министру финансов Владимиру Николаевичу Коковцеву. «Коко», как называли его все, принял нас любезно хотя бы потому, что произнес перед нами двоими получасовую речь. В ней он перечислил все совершенно неотложные нужды России. В открытии же Северного полюса, по его мнению, русский народ совершенно не нуждался.

Мы не могли не сознавать внутри себя, что он был прав. Открытие Северного полюса было просто побрякушкой русского национализма, не больше.

Национальная подписка, объявленная «Новым Временем», дала гроши. При этом я не мог не вспомнить, что, когда была объявлена национальная подписка на какой-то флот, кажется, воздушный, то граф Орлов-Давыдов пожертвовал один миллион рублей. И даже «Киевлянин», не обладавший значительными средствами, дал тогда десять тысяч рублей.

А на открытие Северного полюса никто не хотел давать. Да и сам П. Н. Балашов, председатель нашего кружка, специально занимавшегося полюсом, мог бы свободно дать сто тысяч рублей (он был крупным горнопромышленником, земле- и лесовладельцем).

* * *

Однако мы продолжали заниматься этим делом. Мне поручили вести переговоры с капитаном Седовым, хорошо знавшим Север, который был самым подходящим человеком, так как горел желанием совершить эту опасную экспедицию.

Я просиживал с Седовым иногда с ночи до зари, производя всевозможные расчеты. Важный вопрос — это питание собак. Не в смысле стоимости мясного порошка, которым их кормят, а в отношении того, сколько можно нагрузить этого питания на собак, впряженных в сани. Обычно им дают фунт в день, но Седов сказал, что можно урезать до трех четвертей фунта. Затем по карте предположительно отмечалось, с какого места придется идти на собаках. Необходимо было высчитать, какой груз способны поднять собаки, чтобы покрыть расстояние до полюса. Расчет был довольно сложный, принимая во внимание, что собаки должны были тащить на себе палатки, байдарки и т. д. Гадательно высчитывалась пища, получаемая от охоты.

В конце концов все же мы с Седовым остановились на какой-то цифре. Естественно, я сейчас же удвоил ее, так как необходимо было рассчитывать и на обратный путь.

И тут я увидел жестокую правду. Достойнейший, отважнейший, милейший человек оказался полусумасшедшим маньяком. Я вспомнил и удивился гениальности Жюль Верна, рассказавшего о капитане Гаттерасе, англичанине, которого удалось как-то спасти и который окончил свою жизнь в сумасшедшем доме. Он был тихим сумасшедшим, спокойно гулял в саду, но путь его неизбежно был направлен к северу. Дойдя до крайней точки участка, он возвращался как-то боком к исходной точке и затем опять шел на север.

Безумие Седова сказалось в том, что пищу собакам он предполагал взять только на дорогу до Северного полюса. Когда я спросил его, как же мне его понимать, он ответил:

— Обратного похода не будет.

Помолчал и, видя мое недоумение, добавил:

— Но разве это важно?

Я начинал закипать, но как можно спокойнее спросил:

— Что же важно?

— Важно, чтобы русский трехцветный флаг был поставлен на Северном полюсе. Это будет означать, что Северный полюс открыт русскими и принадлежит России.

— Но ведь если вы, даже съевши всех собак, как это делается в таких случаях, не вернетесь сами, то ни одна собака не узнает, что вы были на Северном полюсе. И, значит, он по-прежнему будет считаться не открытым. Только свидетельство человека, побывавшего там и вернувшегося, будет принято во внимание…

* * *

Он меня не послушал. У него были дети и жена, очень милая молодая особа. Она приносила нам ужин, когда мы сидели по ночам… Он развелся с нею на тот случай, если бы погиб или пропал без вести, но она не знала, что он уже решил бесповоротно не возвращаться.

Но я то теперь знал и сказал ему:

— Я не могу с открытыми глазами толкать вас к самоубийству… Прощайте.

Я доложил об этом на заседании нашего комитета, и мы кончили нашу деятельность по открытию Северного полюса.

Но Седов не остановился. Он собрал еще какие-то деньги к тем тридцати тысячам, полученным от Государственной Думы, купил кораблик «Святой Фока», или, как писали в печати, «Дребезжащий Фока», и отправился на нем. Дошел до какой-то точки, дальше шел на собаках с одним спутником. Затем заболел, умер. Спутник вернулся…

* * *

Прошло много лет. Меня пригласили играть в фильме «Дни», который потом стал называться «Перед судом истории». Но предварительно показали уже смонтированный фильм «Седов». После его просмотра кинофильм «Перед судом истории» едва не сорвался. Когда я увидел это безобразие, непонимание Седова, с одной стороны, и бессмысленное, отвратительное глумление над государем Николаем II — с другой, то я сказал, что с такими сценаристами дел иметь не могу.