Тлеющий огонь - Пола Хокинс

— Вы видели его с Анджелой? — переспросила она.

Айрин кивнула.

— Когда?

— Я не уверена, это было…

— Сколько раз?

— Думаю, всего один. Они стояли на улице, в переулке. Анджела плакала.

— Когда, Айрин?

— За неделю или две до ее смерти, — ответила Айрин.

Оказавшись снова в своей постели, Айрин лежала без сна и смотрела, как сквозь щель в шторах пробивается серый свет. Наступало утро. Она вернулась в спальню, чувствуя полное изнеможение и зная, что вряд ли уснет. То, что она сказала Карле о своей бессоннице, было правдой, поскольку это был еще один побочный эффект старости. Но она сомневалась, что смогла бы заснуть в любом возрасте и при любом самочувствии, увидев, в какой шок вверг Карлу ее рассказ о визите Тео Майерсона.

— Я просто прошу! Вашу мать! Впустите меня!

В половине десятого утра Лора стояла под проливным дождем на тротуаре возле прачечной. Прерывисто дыша, она лишь смутно ощущала, как мимо спешат наемные рабы под зонтиками, старательно обходя сумасшедшую, размахивающую рюкзаком и изо всех сил колотящую им в дверь прачечной.

— Я не насчет работы! — крикнула она. — Меня не волнует работа, можешь засунуть ее себе в задницу! Мне надо поговорить с Таней! Ради бога, Майя! Впусти меня!

Майя стояла с невозмутимым видом по другую сторону стеклянной двери, скрестив на груди руки.

— Лора, — крикнула она, — тебе нужно успокоиться! Ладно, даю тебе тридцать секунд, чтобы ты успокоилась и ушла. В противном случае я звоню в полицию. Ты меня понимаешь, Лора?

Лора присела и сильно прикусила губу. Она почувствовала, как к горлу подступила тошнота, а выброс адреналина заполнил рот слюной и заставил сердце бешено колотиться. Подобрав в сточной канаве пустую бутылку из-под пива, она замахнулась ею.

Ее руку кто-то неожиданно перехватил и резко вывернул за спину. Почувствовав острую боль в плече, Лора вскрикнула и уронила бутылку. Ее руку отпустили, и раздался женский голос:

— Что, черт возьми, ты делаешь?

Потирая левой рукой ноющее правое плечо, Лора повернулась и увидела, что ей помешала хоббит. Так ее называли в прачечной, потому что она была волосатой, невысокого роста и выглядела так, словно запросто могла жить в норе, лабиринте или чем-то подобном, хотя в действительности жила в плавучем доме, что тоже было само по себе довольно необычно.

— Ну? — Женщина нахмурилась скорее озадаченно, чем сердито. Вот так же вел себя отец, когда на нее сердился, разве что пытался этого не показывать и лишь говорил: Я не злюсь, цыпленок, я просто разочарован.

— Меня не пускают внутрь, — устало произнесла Лора, чувствуя, что красный туман, застилавший глаза, быстро рассеивается. — Она меня не впустила, а я и не думала скандалить, просто хотела поговорить с Таней по одному вопросу. Это даже не имеет отношения к прачечной, это даже не… — Лора замолчала. Это было бессмысленно. Все это бессмысленно. Она опустилась на край тротуара, уткнув подбородок в колени. — Я не хотела создавать никаких проблем.

Тяжело опираясь на плечо Лоры, хоббит опустилась на землю рядом с ней.

— Понятно, — хрипло отозвалась она, — только я не уверена, что бросать бутылки — лучший способ избежать неприятностей.

Лора подняла на нее взгляд, и хоббит улыбнулась, обнажив кривые желтые зубы.

— Я не могу вспомнить, как вас зовут, — сказала Лора.

— Мириам, — ответила женщина и похлопала Лору по колену. — Я так понимаю, ты там больше не работаешь? Я заметила твое отсутствие.

— Меня уволили, — печально призналась Лора. — Я не вышла на работу две смены подряд, и это уже случалось раньше. И не позвонила, чтобы предупредить Майю, отчего ей пришлось пропустить день рождения внука, и это действительно полная задница. Но дело в том, что так получилось и никакой моей вины в этом нет.

Мириам снова похлопала ее по колену.

— Мне так жаль. Это ужасно. Ужасно потерять работу. Я знаю, каково это. Хочешь пойти куда-нибудь выпить чашку чая? Я хочу тебе помочь.

Лора немного отодвинулась.

— Пару раз меня саму выручала доброта незнакомых людей, — пояснила Мириам. — Я знаю, каково это. Поначалу это настораживает и сбивает с толку, верно? — Лора согласно кивнула. — Но я думаю, — продолжала Мириам, приветливо улыбаясь, — я думаю, ты увидишь, что мы с тобой действительно очень похожи.

Вот это уж хрен тебе, подумала Лора, но ничего не сказала, потому что понимала: женщина просто проявляет участие.

— Итак, через четыре года после того, как я попала под машину, моя мать вышла замуж за человека, который был за рулем той машины и сбил меня, когда я ехала на велосипеде. — Лора сделала паузу, чтобы добавить молока в чай, который налила в чашки, и протянула Мириам ту, на которой было меньше сколов. — Такой облом кого угодно собьет с катушек и все такое, без вопросов. Я хочу сказать, что если попадаешь под машину, то физически чувствуешь себя уделанной — со всей этой болью, шрамами и разными нарушениями, верно? — Она показала на свою больную левую ногу. — Но это далеко не самое плохое. Самое страшное — это чувства, проблемы с головой. Вот что калечит навсегда.

Мириам сделала глоток и кивнула:

— Полностью с этим согласна.

— И вот теперь, — продолжала Лора, опускаясь на стул, — я иногда совершаю глупости, как, например, сегодня утром, или что-то похожее… И случается это, когда я даже не собираюсь ничего такого делать, хотя, бывает, и намеренно. Просто как будто процесс запущен, и я не могу его остановить. И все, что я могу, так это как-то вмешаться и попытаться свести к минимуму вред для себя, что в конечном итоге нередко причиняет вред другим людям, хотя и не нарочно. Не преднамеренно.

Хоббит снова понимающе кивнула.

— А люди не верят и презрительно фыркают, понимаете? Такие люди, как моя мачеха, или учителя, или полиция, или Майя, или еще кто, насмешливо кривятся, когда я говорю, что это не моя вина. Типа, если вина не моя, то тогда чья?

Джанин, мать Лоры, стояла на подъездной дорожке перед домом и смотрела на висевшие на яблоне кормушки для птиц. Надо бы насыпать в них корм. Она не была уверена, что корм еще остался, но идти в магазин ей сейчас не хотелось: снег шел уже давно, и дороги наверняка будут ужасными. Она закрыла глаза и глубоко вздохнула, наслаждаясь освежающим легкие холодным воздухом и почти идеальным безмолвием, которое внезапно и резко нарушил визг тормозов. Наступила долгая, щемящая тишина, а затем послышался ужасный, тошнотворный треск. Дорога длиной около двухсот ярдов была обсажена деревьями, а на краю участка росла живая изгородь, так что увидеть произошедшее Джанин не могла, но она догадалась. Когда появились полицейские, она сказала, что просто почувствовала — случилось нечто ужасное.