Война плащей - Константин Лебедев

боев Софи выиграла, она чувствовала, что созданный в ее лице образ уже не так сильно воодушевляет солдат.

Когда все разошлись, за столом остались лишь верховный магистр и его секретарь. Лэвден выглядел совсем плохо. Его болезнь перешла в хроническую стадию, мешки под глазами стали видны еще отчетливее.

— Думаете, пора? — спросил он у своего повелителя.

— Мы проигрываем эту войну, Лэвден. Мы не имеем права на проявление сентиментальности, — сдвинул брови первый среди слуг Создателя.

— Сэр Генри будет возражать, — уверенно заявил секретарь, пытаясь остановить подступающий приступ кашля.

— Именно поэтому он ничего не должен знать. Люди его породы не могут позволить себе то, что необходимо предпринять нам, — печально улыбнулся магистр.

— Значит, начинаем? — Лэвден все же зашелся в очередном приступе кашля.

— И да простит нас Создатель. Как ты себя чувствуешь, старина? Прости, но я не могу отпустить тебя сейчас, — склонил голову верховный магистр.

— Ничего, я бы все равно не смог играть роль стороннего наблюдателя в такие тревожные времена, — улыбнулся Лэвден, протирая уголок рта платком.

— Сообщи Калебу, пусть выезжает через неделю после того, как отряд Гилберта покинет столицу. — На лице верховного магистра отразилось легкое чувство вины.

Что бы ни говорили о его бессердечности, Генри он любил и уважал. Ему хотелось, чтобы хоть один из его сыновей хотя бы отчасти был похож на рыцаря.

Отряд Гилберта покинул столицу и вновь отправился к окрестностям Лонда. Воинство церкви перегруппировывалось в уже проверенном на практике месте.

Преследуя отступающую армию Томаса Мура, армия мятежников покинула Шовбур и вновь заняла оставленный церковниками Прит. Когда восставшие окончательно укрепились на юге, большинство офицеров было переброшено на север. Сварн целиком и полностью взял на себя руководство южным фронтом. Контроль над Кадисом и Гранадом обеспечивали Агний и Валиса, а бывший лидер трущоб приступил к возведению оборонительных сооружений на юго-западной границе пустыни. Мистер Кэмбел все еще не до конца доверял утларгу, потому попросил восстановившего силы Ричарда Уайтхола присматривать за их общим другом.

Переплыв Внутренее море с юга на север, офицеры восстания присоединились к своим товарищам в Прите. Когда они собрались за одним столом, Кэр отметил, что давно не видел своих друзей в столь приподнятом настроении, даже несмотря на то, что война высасывала из всех присутствующих последние силы. У каждого к этому времени прибавилось по парочке новых шрамов. Разве что Га-либ мог похвастаться минимальным количеством ранений, да и те заживали на нем как на собаке.

Все понимали, что войну необходимо заканчивать сейчас, в противном случае она могла затянуться на несколько лет, и тогда никто не мог бы гарантировать нужного настроения и боевого духа воинов, необходимого для победы.

Во главе подковообразного стола восседал Уильям Олридж. С двух сторон к нему прильнули Артур Кэмбел и Чарли Рокуэл. Эти трое были одновременно сердцем и мозгом всего восстания. Даже в столь праздный вечер они не прекращали бурного обсуждения актуальных тем и прорабатывали стратегию мятежников на ближайшие месяцы.

Левое крыло занимали бароны севера, вожди древних, а самое крайнее место за столом принадлежало Еве Харт. Кардинала не совсем устраивало ее положение, не соответствующее ее статусу, но она предпочитала до поры до времени не тревожить воду пруда, в котором ей довелось оказаться. Друзьями среди мятежников она так и не обзавелась, но это беспокоило ее меньше, чем навязчивые ухаживания барона Брикса. Северянин с отталкивающим шрамом не отличался воспитанностью или придворным тактом.

Однако больше всего Еву Харт задевало другое. С ее места открывался прекрасный вид на противоположное крыло стола. Прямо напротив нее сидел ее Рэджинальд и мило беседовал со своей обворожительной спутницей. Сердце кардинала разрывалось, когда она ловила тот взгляд, которым капитан одаривал Гаеллу. Хольт действительно любил свою избранницу так, как никогда не любил никого прежде. В войне кардинал не разбиралась, но в подобных вещах доверяла своему чутью без сомнений.

Рядом с прекрасной жительницей Долины сидела Ингрид. Представительницы старшего народа уже давно зарыли топор войны и сейчас вели непринужденную беседу, изредка прерывающуюся звонким смехом. Следующий за ними Дункан опустошал одну чашу за другой, пытаясь согреть кости, отвыкшие от холодов севера. Заставивший потрескивать от напряжения подлокотники и ножки своего кресла громила Джеро поддерживал начинание своего товарища.

Джонатан Норрингтон с плохо скрываемым раздражением выслушивал бахвальство Хорива о проявленном в последнем бою мастерстве. Желая сбить опасную для их профессии самоуверенность, Джонатан ухватили утларга за шею и сильно натер своим кулаком его светлую шевелюру. Хорив покраснел и едва не вышел из себя, задетый подобным унижением. Наставника своего он уважал и мечтал перенять от него все секреты мастерства, отчего порой ему приходилось сдерживать собственный юношеский характер.

Следующее после учителя и ученика кресло оставалось пустым. Га-либ был приглашен на общее застолье, но монстр предпочел укрыться в своей комнате, чтобы закончить очередной портрет, написанный кровью. Сидящий следом Кэр не сильно расстраивался отсутствию за столом каннибала. На плече аурлийца лежала голова Сирин. Древняя делала вид, что внимательно слушает парящие над столом разговоры, но на самом деле была поглощена совсем другими мыслями.

Во время их плавания на север Итан раскрыл ей свой секрет. Стоя в полумраке их общей каюты, он стянул перчатку и продемонстрировал руку, покрытую кожей демона. Сперва Сирин пришла в ужас, но Кэр успокоил ее, что поселившаяся в нем скверна давно не прогрессировала. Он пытался привести бесконечное количество доводов, чтобы успокоить любимую, и на время ему это даже удалось, но воспоминания о том вечере раз за разом возвращались в сознание древней, вселяя тревогу в ее сердце.

Она уже несколько раз начинала разговор, предлагая Итану исчезнуть и не провоцировать его вспышки гнева, но аурлиец наотрез отказался оставить своих товарищей в столь трудный час. Кэр дал ей обещание, что, когда все закончится, они отойдут от дел и поселятся в его родовом поместье, чтобы спокойно провести остаток отведенных им дней. Сирин хотела верить ему, но в глубине души сильно сомневалась, что их и в самом деле может ждать подобное будущее.

На этом пиру не хватало только Родрика Грея и Кларка Кормака. Плотник вполне успешно исполнял обязанности наместника Корквила, а Родрик оказался необычайно полезен в тылу. Именно он стал главным казначеем армии мятежников и смог разработать грамотные логистические цепочки, позволяющие южному и северному фронту своевременно получать необходимые припасы и снаряжение.

Дружеское застолье прервал вестовой солдат, сообщивший, что диверсионному отряду удалось заманить в засаду караван высокопоставленных церковников. Бывшие собратья Артура Кэмбела по сопротивлению позволяли себе необычайно дерзкие выходки. Небольшие группы тех, кто стал мятежниками задолго до самого мятежа, действовали в глубоком тылу сил Ортоса.

— Это, должно быть, не все, что вы хотели сказать? — спокойно уточнил Уильям, так как подобные новости в последнее время не были большой редкостью и лично ему не докладывались.

— Вы правы, мой король. Я посчитал, что не в праве принимать решения, прежде чем узнаю ваше мнение. Один из пленников уверяет, что приходится сыном господину Кэмбелу, — немного смущенно объявил солдат.

Уильям с трудом сдержал недовольную гримасу. Он так и не привык к столь титульному обращению к своей персоне. В каждом подобном обращении он искал признаки лизоблюдства, несмотря на то, что большинство его солдат действительно уважали своего лидера.

— Не припомню, чтобы у меня были дети, — не отпуская с лица привычную ухмылку, нахмурил брови дипломат в ответ на повисшую тишину и удивленные взгляды товарищей по мятежу.

— Он был крайне настойчив. Утверждает, что, увидев его, вы обязательно признаете в нем своего сына. — Молодой воин явно чувствовал себя не в своей тарелке.

— Что же, если он так уверен. Только предупредите его, что в случае, если ему не удастся меня убедить, его голова полетит с плеч. Посмотрим, действительно ли он верит в собственные слова, —