Сибирь. Монголия. Китай. Тибет. Путешествия длиною в жизнь - Григорий Потанин

Шидырван был князь в Северной Халхе; он жил в начале прошлого столетия. Он участвовал в смутах тогдашнего времени и был казнен; к этой действительной истории примкнула потом народная легенда. Последняя рассказывает, что Шидырван составил заговор между монгольскими князьями с целью отложиться от Китая. Заговорщики убили черного козла, ели его мясо и пили его кровь. В то уже время один товарищ Шидырвана, некто Кривой Дондук, предупреждал Шидырвана, что один из князей, именно Уйджанджин, не заслуживает доверия, что он хочет изменить. Однако Шидырван сказал: «Дондук смотрит только одним глазом и хорошо не видит», – и не поверил ему.

Но Уйджанджин действительно донес на князей в Пекин. Шидырван был схвачен и казнен. Халхасцы верят, что Шидырван возродится и освободит свой народ от чужеземцев. Предание говорит, что, удаляясь от своего народа, он отрубил своему коню хвост и сказал: «Когда хвост отрастет, тогда я вновь приду к своему народу». По другому варианту он отстрелил вершину дерева; когда отрастет вершина, явится Шидырван. Чтобы отличить тогда своих друзей от врагов, он завещал монголам иметь синие двери у домов; вот почему халхасцы обшивают двери своих домов синею бязью. Халхасцы думают, что уже приблизилось время пришествия Шидырвана, что где-то уже народился уродливый ребенок с 9 отверстиями на голове; из него, как предполагают, должно вырасти то чудовище, с убиения которого начнутся освободительные подвиги Шидырвана.

Третье мессианское лицо монгольского народа – Амурсана. Это был калмыцкий князь, возведенный потом в ханы джунгарского народа при помощи китайских войск. Когда китайский главнокомандующий начал править народом от своего имени, Амурсана увидел, что он остался только номинальным ханом, и возмутился против китайцев, но был разбит и бежал в Россию. Он выбежал всего с двумя спутниками в нынешнюю Белокаменную станицу на Иртыше; его перевезли в лодке на русскую сторону, сейчас же окружили конвоем, самое прибытие его в русские пределы окружили тайной и отправили хана в Тобольск. Вслед за беглецом на Иртыш вышел китайский отряд; мандарин потребовал выдачи бывшего китайского подданного, но русское начальство отперлось в приеме джунгарского хана: знать не знаю и ведать не ведаю.

Однако скрыть истину русским не удалось; хотя хана, которого в бумагах называли «самосекретнейшим азианином», везли под строжайшим конвоем и высшее сибирское начальство не разрешило видеться с ним даже его жене и детям во время дороги, но мелкие русские чины, по-видимому, за деньги устраивали хану свидания с калмыками, которыми была полна тогда вся пограничная линия. Хан, потрясенный событиями, заболел оспой и, по прибытии в Тобольск, умер. Сколько русское начальство ни отпиралось, под конец созналось в утаении хана и выдало китайцам кости его, которые и были где-то, на границе, кажется, сожжены и развеяны. Тем не менее народное поверье говорит, что Амурсана жив, скрывается в русских пределах и рано или поздно явится в Монголию. Когда русский полковник Певцов путешествовал по Халхе в сопровождении казаков из забайкальских бурят, халхасцы, пораженные видом своих сородичей, говорящих на понятном для них языке и одетых в русские военные мундиры, приняли русского путешественника за посланника Амурсаны.

Эти мессианские легенды не должны, однако, вводить в заблуждение; они ведут начало из отдаленной древности, происхождения, вероятно, мифического, но вовсе не возникли на почве неудовлетворенности современной жизни, да и не особенно поддерживаются ею, – а не умирают в народе, как не умирают и разные другие предания.

Обратимся теперь к вопросу об изменении условий, в которых живет ныне монгольский народ. Вопрос этот пока не подвергался тщательному исследованию, и решительный приговор о нем преждевременен. Мы, например, знаем, что в северной части Халхи, именно вдоль долины Орхона, доселе идет возрастание земледелия; по всей вероятности, и в других частях степи окажется, что далеко еще не все способные земли заняты под обработку. Да и при данном состоянии монгольская степь представляет очень смешанный характер в отношении образа жизни. Большинство народа, занятое скотоводством, ведет кочевой образ жизни, но высшие классы, князья и ламство, живут оседло в постоянных монастырях. В Халхе обыкновенно ламы летом живут в деревянных кельях, а зимой в тех же дворах выставляют юрты, отопляемые железными печами. В Южной Монголии, наоборот, князья и ламы зимуют в глиняных фанзах, а летом выселяются в юрты. Во всяком случае, повсюду среди кочевого населения рассеяны во множестве постоянные населенные пункты, в которых живут ламы и занимаются чтением и изучением священных книг, обучением детей, изучением тибетской медицины, переписыванием книг на продажу, лепкой изображений богов и т. п. В каждом маленьком хошуне, или княжестве, насчитывают таких монастырей по два, а в больших и до десятка.

Элементами возрождения могут быть наука о языке монгольском, монгольская история, песенное творчество и искусство. По языку существеннейшие работы сделаны у нас в России; у нас же преимущественно занимаются и монгольской историей. Единственный сборник монгольских песен издан русским ученым, г. Позднеевым; конечно, этот небольшой сборник далеко не исчерпывает всего богатства монгольского народного песенного творчества. Былины же, которые распеваются народными певцами под звуки струнного инструмента, вовсе еще не записывались; равно не положено еще начало и записыванию сказок. Архитектуры и живописи в смысле национальной школы в Монголии не существует; храмы строятся по образцам или китайской архитектуры, или тибетской. Даже у нас в Забайкалье чуть ли не большинство дацанов – китайской архитектуры. Живопись и лепка в храмах производятся по тибетским образцам; светская же живопись, которою обыкновенно расписывается деревянная обшивка внутри келий, по образцам китайским. В городе Кухухото мне удалось видеть покои гэгэна, которые только что отделывались заново. Все стены и створки дверей были покрыты свежею живописью, но были исполнены китайским живописцем по китайским стереотипам; все сцены и виды, изображенные тут, были заимствованы из китайской жизни, и ни одной картины, которая напомнила бы будущему жильцу, монгольскому монаху, его родные степи и родной кочевой быт.

Не преувеличивая наше значение, мы все-таки скажем, что хотя немного, но нам суждено что-нибудь сделать для умственного возрождения монголов. В Урге, монгольском городе, в котором насчитывается до 30000 жителей, русским правительством основана школа для образования переводчиков. К сожалению, мне не удалось побывать в Урге и видеть эту школу; по слухам, в нее принимают не только русских, но и детей местных монголов. В русских школах Забайкалья также учатся нередко бурятские мальчики, которые иногда встречаются и в средних учебных заведениях Иркутска и Читы. Не замедлит время, если не будет положено ограничение этому делу, когда из этих учеников образуется класс людей, который будет служить посредником между русской духовной культурой и монгольскою национальностью. Наконец, по всей вероятности, у нас же будут когда-нибудь изданы памятники монгольского творчества.