Танго на собственных граблях - Дарья Калинина

Словно услышав ее, ушастый щелкнул зажигалкой еще раз. На сей раз показался крохотный язычок пламени. Но как ни безобидно он выглядел, Настя понимала, этот огонек способен наделать огромных бед.

И она высунулась в окно по пояс и громко закричала ушастому:

— Нет! Прекрати!

Она не была уверена, что он ее слышит. Но он услышал. Парень взглянул в ее сторону, и на короткое время его лицо приобрело почти человеческое выражение. Вроде бы он даже узнал ее, во всяком случае, улыбнулся, и глаза его просветлели. Но уже в следующий момент его лицо снова превратилось в безучастную маску смертника. Ушастый снова поднял руку, но на сей раз не успел ничего сделать, потому что полицейские сумели с толком использовать временную передышку, данную им Настей. Они снова были на ногах и кинулись всей кучей на ушастого. Уже через секунду его повалили на снег, отобрали зажигалку, а самого укутали в теплое одеяло и повели к дому.

Ушастый не протестовал. Он вообще ни на что больше не реагировал. Насте показалось, что он утратил всякую связь с этим миром, таким отрешенным было выражение его лица.

— И со всеми остальными точно такая же хрень, — услышала она чей-то голос за своей спиной.

Это обращался к майору один из его подчиненных, также наблюдавший за сценой.

— Если они свободны, то буйствуют или пытаются наложить на себя руки. Связываешь, замыкаются, ведут себя, словно истуканы. Поставишь, стоят. Уложишь, лежат. Ни слова не говорят. Никакой реакции. Что у них в башках делается, непонятно.

— Это задача врачей разобраться, что у них в головах, — строго заметил подчиненному Платунов. — Мы же свое дело сделали. Эти люди больше не зависят от своего кукловода.

И майор кивнул в сторону притихшего старца. Но тот неожиданно поднял голову и громко произнес:

— Ошибаетесь, господин полицейский! Я могу контролировать этих людей из любого карцера, куда вы меня засунете. Наши мысли связаны воедино. Прикажу им умереть, они умрут.

— Не умрут.

— Доказать?

И старец взглянул в сторону окна.

— Посмотрите сами, — предложил он остальным.

Колебания полицейских были недолгими. Они выглянули, а следом за ними и Настя с Борисом.

— Твою…!

Ушастый, которого еще не успели завести в дом, внезапно обмяк. И если бы не поддерживающие его с двух сторон полицейские, упал бы на снег.

— Что с ним?! — крикнул майор в окно.

— А кто его знает! — ответил с улицы один из полицейских. — Похоже на обморок! Оно и неудивительно, он ведь весь мокрый и замерз до чертиков.

Позади них раздалось покашливание. Они обернулись и увидели, что это смеется старец. Противно так, то ли хихикает, то ли давится. Но физиономия у него была торжествующая.

И заметив, что на него все смотрят, он поднял глаза и спросил:

— Хотите, чтобы он умер?

Настя дернулась первой:

— Нет, не надо!

Старик взглянул на нее с насмешкой. А потом снова посмотрел на полицейских:

— У меня есть власть над этими людьми. Только от меня зависит, будут они жить или умрут прямо сейчас. Если хотите спасти их жизни, вы должны меня отпустить.

— Еще чего! — фыркнул майор. — Ты, старик, допрыгался.

— Тогда они все умрут!

— Не верю я в твои штучки. Это все спектакль для легковерных дураков. Ермаков, оформляй задержание!

И он поспешно вышел из комнаты, оставив старика в обществе своих подчиненных и Бориса с Настей, которым до сих пор никто не велел удалиться из комнаты. Это было довольно странно. А еще более странно было то, что после того, как Борис подошел к полицейским и о чем-то с ними пошушукался, полицейские почти сразу же встали и отправились вон из комнаты.

— У вас есть десять минут, — бросил последний из них, выходя через дверь.

Настя с удивлением посмотрела вслед полицейским. Почему они ушли? Ясно, что их об этом попросил Борис, но почему они его послушались?

Но обдумать этот потрясающе интересный факт она не успела. Ее мысли снова перебили. И на сей раз это сделал старик.

— Но вы-то верите, что жизни этих людей нынче зависят от меня? — внезапно произнес он, подняв свои странные глаза и глядя прямо на Бориса.

Тот не стал мешкать и кивнул:

— Верю.

— Хотите, чтобы родители девчонки вернулись к ней?

— Прежними?

— Я верну им разум, — медленно произнес старик. — Но за это я потребую от тебя…

— Не в том вы положении, чтобы сейчас торговаться.

— Это вы не в том положении, чтобы возражать мне. В моей власти расправиться с ее родителями, к которым она так нежно привязана, прямо сейчас!

В голосе старика слышалась прямая угроза, и Настя страшно испугалась. Она почему-то тоже поверила в то, что старик может осуществить свою угрозу.

И девушка кинулась к своему другу:

— Боря, сделай, что он просит! Ты знаешь, что он хочет?

— Ты же слышала, он мечтает расправиться с твоими родителями.

— Этого нельзя допустить.

Борис повернулся к старику:

— Говори, что ты хочешь?

— Да, я могу убить этих людей, но какая от этого будет мне польза? — задумчиво произнес тот. — Вы не захотите мне тогда помогать. Получится, что я использую свои козыри, а выигрыша не получу. Это было бы глупо. — И, взглянув на Бориса, он твердо сказал: — Я предлагаю вам обоим сделку! Тебе и этой девчонке. По какой-то причине, не буду говорить тут, по какой именно, надеюсь, вы оцените мою деликатность, но вы хотите вернуть этой барышне ее родителей. Однако не раньше, чем закончится ваше дело. Так вот, я обещаю вам это.

— Что именно?

— Родители вернутся к девочке в здравом уме и произойдет это не раньше срока, который нужен вам.

О каком это сроке все время твердит тут этот старик? Настя хотела озвучить свой вопрос, но Борис перебил ее.

— И что вы хотите получить от нас взамен? — спросил он у старика. — Я понимаю, сделка — есть сделка. Выкладывайте свои требования.

— Вы помогаете мне выбраться из этой истории!

И он поднял перед собой закованные руки, потряс наручниками и спросил:

— Понятно, чего я хочу от вас?

— Хотите, чтобы я вас вытащил из тюрьмы?

— Хочу, чтобы вы доказали, что меня не за что наказывать. Что я невиновен!

— Так ли уж и невиновен?

— Мы с вами говорим про убийство! О нем сейчас речь.

— Не представляю, как смогу вам помочь. Если вы убили собственную дочь…

— Я не убивал Снежану! Только этот тупица майор мог поверить, будто я убил мою девочку.