Невеста против - Лика Вансловович

Только теперь не было никаких чудищ в соседних комнатах — дом превратился в нашу крепость, защищающую нас двоих от родительской тирании — оставалось только вновь научить Лисенка улыбаться мне, как и раньше.

Я проснулась от звонкого чиха и сонно посмотрела на встрепенувшуюся и растерянную сестренку.

Стеша забралась к нам на постель и, наверное, почувствовав, что нужна Алисе больше, чем мне, улеглась к ней поближе, ну а потом так обнаглела, что подобралась к самому личику.

Я молча наблюдала за тем, как вместе с остатками сна, развеивались и ее кошмары. Узнав мою ручную зверушку, Алиска тут же прижала ее к груди.

— Стешенька! — прошептала она, а потом и меня рядом приметила и снова улеглась на постель, теперь уже развернувшись ко мне лицом и все не отпуская из рук куницу.

— Кажется, она тоже по тебе скучала! — улыбнулась я.

— Ты не злишься? — робко прошептала Алиса.

— Только на себя!

Мне очень хотелось расправиться с отцом, и даже казалось, что я смогу-таки сделать это голыми руками, но я не хотела тревожить ее мрачными воспоминаниями, не собиралась упрекать за попытку вскрыть вены и только переживала из-за того, что, вероятно, мое заплаканное и припухшее лицо выдает мои мысли и страхи.

— Знаешь, я тут без тебя бы не справилась — столько всего вокруг, что нужно делать и в чем разбираться, думала, с ума сойду! — постаралась перевести тему я.

— А что, от меня будет какой-то толк в хозяйстве? — грустно улыбнулась Алиса.

— Ооо, я возлагаю на тебя большие надежды, сестренка! — я действительно собиралась нагрузить ее различной работой и поручениями: пусть учится вести хозяйство и контролировать работу подчиненных — ей это еще пригодится, ведь я не всегда буду рядом. Кроме того, я надеялась, что это поможет ей отвлечься от разных мыслей, и она всегда будет не одна. Пусть еще Демьян переговорит с прислугой, что б и глаз с нее не спускали и в то же время в душу с расспросами не лезли!

— Кстати, как ты смотришь на то, чтобы возобновить уроки пения? — я снова ей улыбнулась и снова меняла тему.

— Пения? — она как-то растерялась.

— Пения!

— Я не уверена, что хочу, знаешь я в последнее время… — начала было лепетать она.

— Что, даже для меня петь не станешь? Совсем? — я картинно погрустнела.

— А разве ты еще мечтаешь о балах и танцах? — с какой-то горькой усмешкой спросила она.

— Мечтаю, и ты мечтаешь! Мы всегда мечтали, и я не позволю отцу лишить нас этой мечты, больше он не сможет причинять нам вред! — кажется, ко мне вернулась прежняя уверенность в себе и своих силах.

Я знала, что смогу вернуть прежнюю Алису, только если она снова захочет жить, снова станет петь и снова станет мечтать, почувствует себя в безопасности, окруженной домашним теплом и заботой и если она почувствует себя сильной и способной принимать самостоятельные решения.

Может, и права была баба Феня — это я привыкла считать ее маленькой и беспомощной девочкой с кучей страхов и слабостей, а ведь мы сестры по крови, а значит, она, как и я, способна, на многое! 

Прошло почти три месяца, и за окном уже была не то поздняя осень, не то ранняя зима.

Хотя я не очень-то и замечала смены погодных условий — в моем доме всегда было тепло.

Я быстро шла на поправку, но говоря по правде, я не справилась бы, если бы не Алиса. Упрямая и недоверчивая, я так и не нашла никого на должность управляющего, хотя некоторые обязанности, конечно же, все же сложила на плечи Демьяна, заодно повысив ему жалование вдвое. Но он пока не был всему обучен, плохо читал и плохо разбирался в математике и еще хуже в ценных бумагах. Он был хорош в том, чему его учили от рождения, и с ним усадьба содержалась в строгости и порядке, а остальное… приходилось разгребать мне.

Алиса быстро поняла, насколько я загружена и стала помогать. Она осваивала ведение домашнего хозяйства, старалась вникать в проблемы крестьян и лишь в крайнем случае обращалась ко мне. А знаете ли вы, КАК ей это тяжело давалось!?

Мы с трудом прошли тот период, когда она замирала и переставала дышать в присутствии посторонних, когда она боялась заговорить с кем-либо, кроме меня и бабы Фени, когда до икоты боялась одного вида Демьяна и пряталась всякий раз за моей спиной от него, иногда даже не успев осознать собственный страх, даже понимая всю глупость и бессмысленность своих страхов.

Сейчас подобные панические приступы стали происходить реже, правда, мы почти не выходили в люди, были затворницами и почти не принимали гостей.

* * *

— Мира, прекрати пялиться в окно и займись делом! — назидательным тоном произнесла Алиса.

Я нахмурилась и обернулась, всматриваясь в лицо сестры.

Она стала строгой, примерила на себя роль ответственной и требовательной барышни, но этот дурацкий образ дотошной брюзги и зануды мне очень не нравился.

— Какая ты стала вредная, Лис! Мира немногим тебя старше, а ты…

— А я ничего такого не сказала и не сделала, — обиделась сестра.

В комнате показался Демьян, и она вмиг утратила всю свою воинственность.

Я взглянула на мужчину, несмотря на свои внушительные размеры, он никогда не казался мне неуклюжим или медлительным. Широкоплечий богатырь с курчавой головой и трехдневной щетиной, хмурым, но вовсе не злым взглядом, широким подбородком и носом с горбинкой.

Завидев Алису, он всегда смущался и отводил взгляд. Ему не нравилось, что она боится и сторонится его, и пару раз он даже набирался смелости и пытался объяснить ей, что никогда бы не причинил вред своей хозяйке. Однако Алиска, стараясь держаться холодно и даже сурово, продолжала опасаться и сторониться его.

Она словно спряталась от целого мира, не показывает себя настоящую, улыбчивую и ласковую, — такую, какой я ее знаю, но я верила, что это тоже временно, и рано или поздно она снова расцветет и снова станет собой.

Алиса занималась пением, совершенствовала свой французский, больше читала, готовила вместе с кухаркой, вышивала и даже ходила со мной на первые уроки танца.

Занятия эти начались совсем недавно, так как еще пару недель назад я ужасно хромала. Я и теперь хромаю, особенно, когда пройду достаточно много за день. Тем не менее я уже вполне могу выполнять некоторые несложные па. Учитель Миссерж родом из Франции и весьма известен в светских кругах, более того его считают одним из лучших.

Он был настолько хорош, что мог сам выбирать на кого ему работать, и потому жалование тоже требовал соответствующее, но мне он понравился с первой встречи. Меня не отпугнуло его высокомерие, потому что я сразу разглядела в нем хорошую и продуманную игру: я и сама, изредка появляясь в свете подолгу своего положения, тоже пользовалась вот таким вот напускным презрением к окружающим, не желая допускать к себе алчных и навязчивых людей.