Смерть навынос - Ирина Градова

Войдя к себе, он машинально вытащил из шкафа белый халат, надел и, не застегивая, опустился в кресло перед компьютером. Неужели правда?! Может ли случиться, что ненавистный Муратов и в самом деле исчезнет с радаров? Что его не будет ни в больнице, ни даже вблизи нее? Что он не сможет вставлять палки в колеса, строчить кляузы и доносы, настраивать персонал против Мономаха? Перестанет засылать к нему в отделение своих людей, чтобы они шпионили и сообщали о малейшем промахе, который Муратов мог бы впоследствии использовать против него?

С тех самых пор, как Муратов вступил в должность, Мономах каждый день приходил на работу, как на войну. В операционной он отвлекался от «боевых действий», но, переступая ее порог, вновь оказывался «на фронте». С чего началось противостояние, он и сам не помнил, просто в какой-то момент он спинным мозгом почувствовал, что главный — его самый страшный враг в больнице. Может, виной тому пациенты, которые косяками записывались в ТОН на плановые операции, и очередь растягивалась на месяцы, в то время как отделение душевного друга Муратова, Тактарова, пустовало. Или в том, что спонсоры, прошедшие через умелые руки с любовью набранного Мономахом персонала, с удовольствием жертвовали деньги именно ТОНу, а не отделению травматологии и ортопедии, которым заведовал Тактаров. Мономах был честен с собой и не снимал с себя некоторой ответственности за более чем натянутые отношения с главврачом: он знал себе цену, огрызался в ответ на откровенное хамство и не стыдился напоминать о собственных заслугах, коих было немало, заставляя Муратова буквально на стенку лезть от ярости. Но больше всего Муратова бесил тот факт, что Мономах, несмотря на удаленность от светлейшей персоны начальства, был в курсе его махинаций с бюджетными и «донорскими» деньгами. Он не раз указывал Муратову на то, что его не устраивает «перераспределение» средств, заключавшееся в перекачивании финансов со счетов больницы в отделения Тактарова и прочих прихвостней главного или прямиком ему в карман, а потому с самого начала стал бельмом на его глазу. И вот, кажется, все кончилось! Неизвестно, кто придет на смену старому главному, ведь это может оказаться кто-то еще хуже, жаднее и наглее, но никто не сумеет испортить Мономаху тех нескольких моментов наслаждения безвластием, которые непременно наступят в период между двумя главными!

И в эту самую минуту Мономах решился сделать то, на что не осмеливался раньше. Включив компьютер, он нашел в истории болезни Калерии Куликовой телефон и, вытащив сотовый, набрал номер.

* * *

Чем больше информации о Ларисе Бузякиной и ее беглом муже появлялось в деле, тем больше Алла приходила к выводу, что оно сложнее, чем выглядело вначале. Набралось столько фактов, что хватило бы на несколько дел, но они так и не приблизили к пониманию, как же все-таки погибла актриса. А главное, почему. По этой причине Алла решила снова собрать коллег, чтобы подвести промежуточные итоги и определиться с дальнейшими действиями. Требовалось отсеять все лишнее, оставив необходимое, — они не могут позволить себе распылять усилия и человеческие ресурсы!

Алла начала с того, что выслушала рассказ Антона Шеина о его визите в «Кресты». Затем она рассказала о своей беседе с продюсером Парахневичем и следователем Ларионовым. Выслушав ее, Шеин задал вопрос:

— Алла Гурьевна, вы считаете, что давняя авария имеет отношение к тому, что случилось с Бузякиной?

— Пока не знаю, — честно ответила Алла. — Но авария, возможно, объясняет состояние Ларисы, из-за которого она настолько сильно поправилась, что едва не потеряла долгожданную роль в многообещающем проекте.

— А какое, простите, это имеет значение?

— И на это у меня нет ответа, — призналась Алла. — Но я пришла к выводу, что нам необходимы другие подозреваемые. На каком основании мы ухватились за Гордину и не попытались узнать, кто еще мог желать Ларисе зла?

— На основании показаний ее дочери и горничной, — счел нужным ответить на риторический вопрос Белкин.

— Верно. Но не стоит забывать, что Дарья заинтересована в том, чтобы Инна исчезла из поля ее зрения, — особенно если выяснится, что ей известно, как именно ее отцу достался особняк и деньги покойного партнера.

— Мы этого не знаем! — заметил Дамир.

— Значит, должны узнать!

— А как же горничная? — напомнил Белкин. — Она ведь утверждает, что…

— Горничная — человек зависимый, — перебил Антон. — Ее могли заставить дать нужные показания.

— У Ольги Иваковой мог быть мотив, — напомнил Ахметов. — Она ведь роль потеряла — почему мы до сих пор с ней не поговорили?

— Ошибаетесь, Дамир, поговорили, — возразила Алла. — После визита к Парахневичу я поехала в Театр музыкальной комедии, в труппе которого числится Ивакова, и имела с ней интересный разговор. Она призналась, что чувствовала ревность в отношении Бузякиной и обижалась на нее и на Парахневича из-за того, что ее так легко отодвинули, как только на горизонте вновь возникла постройневшая Лариса. Однако, получив другую роль, Ольга успокоилась и решила, что ей больше не имеет смысла точить зуб на Бузякину. У двух актрис не осталось причин для разногласий, и Лариса даже пригласила Ольгу на вечеринку в поместье в ознаменование окончания войны. Кроме того, в момент гибели Бузякиной Ивакова находилась в туалете: она перепила шампанского и ей пришлось долго «пудрить носик». Вышла она, лишь услышав возбужденные крики гостей, бегущих во двор. Это подтверждает запись с видеокамеры, установленной в одном из коридоров, где расположен тот самый санузел. Так что у Ольги есть алиби, а мотив отсутствует, — подытожила Алла.

— Как насчет дочери? — подал голос Белкин. — Мы сбросили ее со счетов?

— Нет, но пока что у нас нет причин ее подозревать. Она могла лгать, что видела Инну на балконе, из чистой неприязни, даже не зная правды об отношениях Гордина и Томина, но, согласитесь, для убийства собственной матери у нее должен быть очень серьезный мотив!

— Деньги? — спросил Антон. — Все, кто близок к семье, говорят о недовольстве Дарьи своим денежным содержанием: что, если она надеялась прибрать к рукам наследство? Томин ведь оформил часть имущества на жену, я прав?

— Правы, — кивнула Алла. — Но, похоже, помимо особняка, у Ларисы не осталось ничего!

— Это так, — подтвердил Белкин. — Бузякина продала почти всю недвижимость.

— Это Томин ей приказал, не иначе! — предположил Шеин. — А куда же делись бабки от продажи?

— Неясно. На банковский счет Ларисы ежемесячно поступали деньги от неизвестного лица.

— Вероятно, «неизвестное лицо» — печально известный Томин? — догадалась Алла.

— Доказать этого мы не можем. Но я порылся в бумагах на дом и участок Томиных и выяснил, что они заложены!

— Надо узнать, не было ли у Бузякиной иных источников дохода, о которых может быть известно Дарье, — сказала Алла. — С другой стороны, она могла не догадываться о том, что их финансовые дела обстоят не блестяще.

— Есть еще одна интересность, о которой я не успел вам доложить, Алла Гурьевна: каждый месяц Лариса снимала со счета одну и ту же сумму — двести пятьдесят тысяч!